— Что, правда выдающаяся жадность? — Трандуил, смеясь, кивнул, — а это пламя — его видно?
— Видит любой эльф, — смотрит сияющими глазами, но, кажется, не очень-то хочет вдаваться в подробности. — Нет, отчего же. Я расскажу всё, что захочешь узнать. Просто, если ты не настаиваешь на счастливых ежах, то чего-то всё равно нужно поесть. Пока ты снова не начала есть меня) — как он всё-таки рад просто тому, что я не померла, это так странно для пятитысячелетнего чудовища.
— Хватит думать про это! Что, в твоём мире я стар?) У нас есть эльфийка, которой двенадцать тысяч. Я вас познакомлю. Для эльфа я в средних летах, — я покивала, пряча глаза и думая, что, возможно, богине нравится смотреть глазами смертной на своих детей, восхищаясь и ужасаясь ими — и я оценила глубину и извращённость её воображения. Вот совершенно не чувствую в себе божественного пламени, на которое так очарованно смотрит Трандуил, и мне удивительно, что он улыбается и радуется, глядя на меня, всего лишь человечку.
— Конечно, не чувствуешь. Пока. Ты же родилась с ним, сравнивать не с чем. Пойдём, я накормлю тебя. Или, может быть, более привычным за эту неделю способом? — рука владыки полыхнула золотистым светом, и он протянул её ко мне.
— Нет, ваше величество. Спасибо. Вижу, что и так отъела немало, — с мрачностью разглядев его бледное осунувшееся лицо и синяки под глазами, устыдилась. Кажется, владыка за эту неделю хватил горя — вон, даже в волосах никакой диадемы, и одет в какую-то простую чёрную хламиду. Кстати, об одежде…
— Кстати, да, — от вальяжного движения кисти то, что я считала стеной, отодвинулось.
Гардеробная. Тряпья, видного в её глубинах, хватит, кажись, на все пятьсот посулённых Трандуилом лет. Подошла поближе, протянула руку к простому голубому платью, висевшему с краю, и снова испытала приступ стыда. Называть это произведение искусства тряпкой даже в мыслях было кощунством. Я плохо разбираюсь в одежде, но цену такой простоте понимаю. Платье легко соскользнуло с вешалки, и я решила надеть его. Зашла подальше, чтобы не смущаться и не быть смущённой во время переодевания, и увидела зеркало во весь рост и столик рядом, с расчёсками и какими-то мелочами. Сволокла с себя простынку и накинула платье. Да, его шил гений. Длинное, до пола; вроде бы простого кроя, но текучая голубая ткань так струится вдоль тела, что сама себе я показалась красивой, как никогда в жизни. Смущали соски, торчащие сквозь тоненькую ткань, но выглядело это естественным и не вызывающим. Ношение белья под ним точно не подразумевалось. Восхищённо поглазела на себя; расчесалась. Мда, волосы выглядят хорошо, но помыть их не мешало бы.
Похоже, королю надоело ждать, пока я отлипну от зеркала: рядом со своим голубым и золотым отражением увидела его чёрное с белым, и удивилась, как он тихо подошёл. Искоса рассмотрела в зеркало: ну вылитый Кощей, бледен и в чёрном весь. Сказочное существо) Конечно, рядом с этим воплощением изящества никакое платье не спасёт; так носить одежду столетиями учатся, наверное. Хорошо, что они видят моё пламя и внешность для них вторична. В моём случае. Судя по тому, как они сами одеваются, случай этот единственный.
В дверь постучали.
— Надевай обувь, — Трандуил, кивнув, пошёл открывать, и вернулся почти сразу.
Я безуспешно рылась в обуви, рядами стоявшей на полках, тянувшихся в несколько рядов вдоль стены. Владыка сориентировался за секунду: только взглянув, протянул руку и снял с полки голубые матерчатые туфли на мягкой подошве. Похоже, каблуки эльфийки не уважают. Ну ещё бы, поскачи по таким переходам: я смутно помнила, что деревянные желоба-коридоры вились в воздухе, как пьяные змеи, меняя высоту и направление, и я, пока шла в тот вечер, побаивалась упасть вниз. Хотела взять туфли, но Трандуил не отдал и кивнул на табурет рядом с зеркалом. Присела, не понимая, чего он хочет, и была смущена, когда он опустился рядом на колено и взял мою ступню в руки:
— Да, действительно такая маленькая, Леголас не ошибся в размере, — смотрит, как я бы, наверное, смотрела на пяточки недельного котёнка: с умилением и лёгкой печалью о хрупкости и беззащитности этой дивной лапки.
Смутилась и было попыталась отнять ногу, но сдержалась. Что я дёргаюсь, как крестьянская девственница. Как там, у Алексея Толстого: «Санька, сам царь целует, терпи!». А тут всего-то за ногу держит. И руки не как у Радагаста, чай: холёные, сильные, но странно нежные для первого мечника Эрин Ласгалена. Думала, что непрерывные упражнения с мечом должны делать руку подобной копыту лошади в ощущениях — но нет, она так же нежна, как моя, не измученная ходьбой, ножка. Ступня полностью скрылась в его ладонях. Какие пальцы длинные! И так странно холодят эти перстни и кольца… любит владыка побрякушки. Тут вспомнила, что Трандуил слышит мысли, и вспыхнула, и попыталась всё-таки осторожно убрать ногу, но это движение только обострило ощущения и чувство неловкости. Владыка засмеялся:
— Блодьювидд, ты скоро привыкнешь, что я слышу мысли. Стоит принять это, как данность: изменить ничего нельзя всё равно. Да я бы и не хотел.
Ну да, своеобразненькую интимность мысль, что я знаю, что он знает, что я знаю, создаёт. Интересно, каково эту интимность переваривают его советники и прочие. Трандуил только усмехнулся и надел туфельки, действительно севшие, как влитые. Я встала — очень удобные.
— Кстати, и о побрякушках, — в руках владыки появилось ожерелье.
Ловко нацепил и застегнул. Мда, мой жаргон оскорбителен для этих существ и мира, в котором они живут. Массивные куски старой сине-зелёной бирюзы, оправленные в древнее почерневшее серебро, ошейником охватили шею, подчёркивая синеву глаз и идеально завершая образ. Этому ожерелью чорт знает сколько лет, и ему нет цены. Так вот что владыке принесли, когда в дверь стучали. Наверное, увидел, какое платье выбрала, и быстренько распорядился. Однако, владыка куртуазен. Отказываться, я так понимаю, бесполезно.
— Да. Это подарок в честь твоего прибытия. Я так рад, что ты осталась с нами и не покинула нас безвременно, — лицо опять сложное, не понять выражения.
— Благодарю вас, владыка.
Кивнул в ответ и показал подбородком на дверь:
— Не за что, богиня, — точно смеётся! — я бы поел и помылся, за неделю как-то не случилось.
Наконец-то завтрак!
19. Немножко этнографии и порнографии
ик мы тут ваш макет чужого
намедни складывали в ящ
ик сообщили бы что он нас
тоящ ©
В коридоре у моих дверей, как выяснилось, дежурила толпа народу — охрана, секретари, советники, врачи. Трандуил счёл нужным прямо там представить собравшихся по очереди, рассказывая что-нибудь про каждого. Любопытно, что если советники и врачи слегка кланялись, то воины во время представления падали на одно колено и склоняли голову. Предполагалось, что на поклон нужно так же поклониться в ответ, а на коленопреклонение — подойти и прикоснуться к плечу: это знак подниматься. Ух, какие ритуалы у дивного народа. Я делала, что нужно, и удивлялась, каким облегчением и радостью полны эти сложные лица, с приросшей маской высокомерия — внутренний счастливый свет преображал их, он был им непривычен. Вот по-настоящему рады поклониться и трепещут. Они действительно видят пламя.
Старалась запоминать, но не запомнила и половины. Эхе-хе, надеюсь, у меня не случится проблем с обидчивыми эльфами из-за моей дырявой памяти. В числе прочих мне представили эльфийку-воина, Мортфлейс, которая будет моим личным телохранителем и будет сопровождать меня везде. Когда спросила, зачем это нужно в пуще, где мне, по идее, ничего не грозит (ведь не грозит?), Трандуил пожал плечами: