Обнял за талию и выдохнул на ухо:
— Ш-ш-ш-ш, не торопись. Позволь мне насладиться победой.
Уж и победа. Сама пришла, сама разделась… Плюхнулась, как созревший плод — хорошо хоть не на холодное лоно. Нехолодность прям сильно ощущается.
— Да, Блодьювидд, можно было и ещё поломаться. Что ж ты так? — спрашивает с усмешкой.
Посмотрела в ответ с возмущением. Пятитысячелетний эльф радуется, что переиграл крестьянку?
— Не злись, nandelle. Всё абсолютно серьёзно. Я просто подумал, что тебе захочется иметь выбор: стать моей или улыбаться завтра, глядя на танец смерти — и я дал его тебе. Я не насильник: ты можешь уйти.
— И улыбаться завтра танцу смерти?
— Да.
— Я останусь. Возьмите меня.
Напрягся всем телом и явным усилием воли снова расслабился. Прохладной рукой отвёл волосы в сторону и прошептал на ухо:
— Когда ты просишь, Блодьювидд, совершенно невозможно тебе отказать, — и, с насмешливым сочувствием, — бедная маленькая заинька, загнанная волками, да?) И сейчас эту заиньку будут… большим. Нежно… — и резко вдохнул сквозь стиснутые зубы.
Почувствовала, как кровь плеснулась в лицо и кое-куда пониже.
Не найдя, что ответить, только вздохнула и подобрала под себя вылезшую на холод ступню. И расслабилась в руках Трандуила. Больше всё равно ничего не оставалось.
Владыка молчал, обнимая и вдыхая запах волос и кожи, и от его дыхания мурашки бежали по шее. Какое-то время звук дыхания, становящегося всё сбивчивее, нарушался только ровным звяканьем медленно снимаемых и складываемых на стол колец. Потом он повернул меня к себе. От движения халатик распахнулся, и грудь освобождённо выпрыгнула, прижавшись к полуобнажённой груди Трандуила. Ух, какое у него стало лицо! Забыла о смущении, уставившись. Как он очарованно замер, окаменел… видно, что очень захорошело. Никогда такого прекрасного лица, как сейчас, у него не видела. И вообще никогда ни у кого. Владыка кашлянул и глухо сказал:
— Вижу тебя такой всё время, — и, не давая отодвинуться, с беспокойством спросил:
— Я… немного давил. Но я же для тебя возлюбленный? Не насильник, не случайная прихоть?
Ничего себе «немного»! Хотя с учётом его возможностей, наверное, немного. По сравнению с орочьей верёвкой на шее — совсем чуть-чуть и с куртуазностью. Нет, нет, не хочу здесь и сейчас это помнить.
Кощей таков, каков он есть.
— Конечно, возлюбленный, — прошептала, чувствуя, что говорю правду.
Счастливо выдохнул и попросил:
— Погладь меня. У нас, если женщина хочет мужчину, если разрешает ему всё — она прикасается к его ушам. Чувствительное место, — и беззащитно замер.
Нежно запустила руку в его волосы, голой грудью чувствуя, как у него тяжело бьётся сердце. О, шелковистее, чем кажутся. А я ведь в первый раз его трогаю, до этого не прикасалась сама.
Прижала горячую ладонь к уху, дёрнувшемуся, как у зверя. Да, не человек…
Дарвинов бугорок — всё, что осталось в результате эволюции от острого уха у людей; здесь полностью развит, и окружающие ухо мышцы рабочие — чувствую, как подрагивают. В трезвом сознании меня бы смутило, а сейчас уже несло и казалось увлекательным, хотелось озорничать, и я храбро исследовала чувствительные завитки, обжигая их дыханием, немножко прикусывая; шепча нежности и признаваясь, что да, хотела и хочу, что мечтаю о нём, что желание потрогать не давало покоя много дней.
Владыка, откинувшись на спинку кресла, позволял всё, закрыв глаза, и тяжело, со всхлипами, дыша:
— Хорошо врёшь, — со стоном.
Уши действительно чувствительное место. У Трандуила так точно, вон как завёлся. Интересно, что его больше заводит: женская лесть или ласки? Хотя лесть, по-моему, их величество чья угодно заводит.
— Шути-шути, не стесняйся, — как он быстро пришёл в себя!
И на ухо:
— Меня заводит твоя нежность и твоя покорность, и что я скоро буду в тебе. Пойдём, — и пошевелился, намекая, чтобы я сползла.
Смущённо слезла с него и с сомнением посмотрела на маячащую в комнате постель, покрытую короткой травкой.
— Да-да, туда, — указал подбородком, — что ж ты мнёшься, a’maelamin? Хотела же быстрее) Я не заставлю тебя больше ждать, ну?
Босыми ногами осторожно прошла по холодному дереву и снегу, остро почувствовав переход к теплу.
Скованно присела на кроватеподобный лужок. Сейчас я пересплю с эльфом. Блин, он понимает, что я не просто человек, а человек из другого мира? Мало ли какая у нас разница в анатомии? Ведь уже один раз чуть не убил, впихнув мне в голову синдарин! Помню, Радагаст что-то бурчал про неподготовленное девственное сознание, в которое владыка варварски вломился…
— Прости, прости… я буду очень осторожен. Но не отпущу, — Трандуил стоял у камина, протянув руки к пламенеющей саламандре.
Немного смутилась, поняв, что это делается для того, чтобы не прикасаться ко мне замёрзшими пальцами. Так мило.
Опаньки, а ведь тут, кроме саламандры, ещё и змеюка обретается. Надеюсь, ей не приспичит выползти. Вздрогнув, зябко закуталась, хоть не холодно в комнате, и ноги под себя поспешно подобрала. Задумчиво потрогала травку — шелковистая до скользкости. Интересно, это ему не мешает? Наверное, нет. Со всем Эрин Ласгаленом не мешало, и со мной не помешает. Вспомнился простодушный полковник из военных афоризмов Козьмы Пруткова: «У нас гостила дочь инженера из Водяных сообщений, сама потрошила лягушек. Гг. офицеры очень хвалили». Дамы очень хвалили) Может, будет не так плохо.
— Да, я нравлюсь женщинам, — сухо проронил Трандуил. — Блодьювидд, высокомерие к лицу богине, но не слишком ли думать, что кормят в моём дворце сухарями, мыться приходится в ледяной воде, и что ночь с владыкой — «Может, будет не так плохо»?
Посмотрела с испугом, не разгневался ли, но нет — глаза смеются. У него сейчас такое счастливое лицо… уже одно это того стоило.
Подошёл, присел на пол рядом с кроватью, как-то очень естественно погладил по шее, шепнул:
— Я только попробую, — и я вдруг очутилась голая, навзничь лежащая, с ногами на его плече, и он уже медленно вводил два пальца… туда.
— О, твоя роза так удивлена) Не зажимайся, тебе сейчас будет очень сладко, — и пальцы вошли до конца. И я вспыхнула, и потеряла голову. Помню, что действительно срывающимся голосом просила войти, и делала комплименты его дракону, на что слышала в ответ насмешливо, тягучим голосом:
— Подожди-подожди, только что «дракон» был «этим» и «бревном». Не торопись, ты не готова.
Мне казалось, что даже если он разорвёт меня, это всё равно будет ощущаться, как удовольствие.
Что ж, пятитысячелетний эльф действительно может сыграть на теле, как на флейте: каждое мгновение мне казалось, что лучше быть не может — и тут же становилось. Полностью беспомощная перед своими реакциями, краем сознания понимала, что Трандуил себя не отпускает: возбуждение и очарованность не мешали ему шутить. Удивляли странные качели: позволяя делать с собой всё, что он делал, я в какие-то моменты ощущала только дикое возбуждение, а в какие-то вдруг осознавала, что и как делается. Стыд, смущение и осознание, что он специально заставляет это чувствовать, смывало очередной волной невозможного удовольствия — я ощущала себя мошкой в бокале, куда наливают шампанское. Жучок в сидре) Мельком подумалось, что от такого и правда умереть можно, и тут же услышала:
— Зато какая смерть, да, богиня?)
Господи, да когда же он войдёт? Я не могу больше.
— Сейчас. Я тоже не могу больше. Согни немного ноги и расслабься, — и с коротким стоном удовольствия резко вогнал.
Боже, нет! Всё-таки огромный!
— Не зажимайся, дыши… Позволь мне, я правда не могу. Я нравлюсь твоей розе, она-то как раз не боится, — очарованно, голосом, ставшим ниже на октаву.
И, проталкиваясь внутрь мелкими толчками:
— Твой цветочек так покорно заглатывает меня) Как я хотел, чтобы ты почувствовала, как я буду разжимать тебя изнутри членом, — и в этот момент что-то перемкнуло у него в горле, и дальше он только стонал на вдохе, закинув голову, закрыв глаза и вгоняя всё глубже. Войдя, остановился, и, подышав сквозь стиснутые зубы, спросил почти спокойным голосом: