Он выглядел как истинный король, и в тот момент она поняла, что может ему доверять. А когда он вел ее назад к ее экипажу, держа ее руку в своих и осторожно ступая по неровной земле, она почувствовала его силу — физическую и духовную.
Ее сердце вдруг подпрыгнуло в груди, и она отбросила все свои сомнения и опасения. Правильно сделала, что приехала, в этом она была уверена.
Начался небольшой подъем, а за ним справа от дороги долина внезапно расширялась. Она еще не приехала на то место, где от ее экипажа отвалилось колесо в ту ночь по дороге в Монте-Карло, но, к своему удивлению, она увидела недалеко свет костра, живой и сверкающий на фоне мрака, — искры от языков пламени взметались в воздух, словно фейерверки.
Сабина натянула поводья. Если это были цыгане, которых она искала, значит, они перебрались ближе к Монте-Карло. А если не они, а другое племя, возможно, опасное, которому ни в коем случае нельзя доверять? И все же огонь был похож на тот, который она видела раньше, да и она не могла проехать мимо, так и не узнав, не расположились ли здесь те цыгане, которых она искала.
Она смутно различала крыши фургонов, то и дело возникала тень мужчины или женщины, четко вырисовывавшаяся на фоне ярких языков пламени. Она повернула голову лошади по направлению к огню, бесшумно двигаясь по жесткой траве, подъезжая все ближе и ближе к свету. Словно эхо того, что случилось раньше, она услышала музыку, веселую, неистовую мелодию гитары и скрипки, и теперь, подъехав еще ближе, почувствовала, словно вновь переживает старый сон. Снова был круг из фургонов, толпа цыган, сидящих у огня, и снова в центре — кружащаяся танцовщица. Ее черные волосы так же развевались от бурного движения, а золото ее украшений блестело и позвякивало.
Сабина подъехала еще ближе. На нее упал свет от костра, и лошадь нервно задергала головой; боязливо косясь на пламя. Как и раньше, танцовщица внезапно остановилась и уставилась на нее.
На этот раз Сабина заговорила первой.
— Добрый вечер, — сказала она по-французски. — Я хочу поговорить с вашим королем.
Мгновение стояла тишина, а затем танцовщица ответила. Хоть то, что она сказала, Сабина и не поняла, потому что та говорила на странном языке и ее слова не походили ни на один язык, который Сабина слышала раньше, она не могла ошибиться в смысле ее слов.
Она порицала ее, оскорбляла и призывала других цыган к насилию. Все это слишком очевидно выдавали ее жесты, горящие глаза и искривленные губы. Почему ее так оскорбляли и что она сделала плохого, чтобы заслужить подобную вспышку гнева, Сабина не имела представления, но было очевидно, что мужчины и женщины, сидящие у костра, были возбуждены яростью танцовщицы и, вскочив на ноги, приблизились к ней. Сабина вдруг обнаружила, что они почти что окружили ее. А цыганка-танцовщица продолжала кричать, тыча в нее своими длинными коричневыми пальцами. Все ее лицо и тело было искажено приступом ненависти, она хотела, чтобы Сабина ушла.
Музыка смолкла. Казалось, будто все слушали танцовщицу, и единственным звуком, кроме ее пронзительного голоса, было низкое, ворчливое одобрение толпы.
— Но я должна поговорить с ним, должна! — пыталась перекричать их Сабина.
— Уходи! Уходи!
Она не понимала слов, но знала, что именно это выкрикивала цыганка, а темноглазые мужчины еще ближе подступили к ней. Сабина увидела, как один из них протянул руку, чтобы схватить ее лошадь под уздцы, и с внезапно охватившим ее страхом она впервые подумала, что может ждать от них самого худшего.
Она окаменела от страха, кровь отхлынула от лица, и она почувствовала себя на грани обморока, но тут дверца одного из фургонов на дальнем конце поляны у костра отворилась и на маленький помост над ступенями ступил цыганский король.
Мгновение он смотрел по сторонам, должно быть потревоженный шумом, тщетно пытаясь понять причину. Тогда один из цыган на краю круга, увидев его, сказал что-то, и по толпе прокатилась рябь движения. Все повернулись к своему королю.
Только танцовщица, не заметив, что произошло, продолжала кричать. В ее высоком и пронзительном голосе звучала угроза. Но Сабина уже увидела его, и, прежде чем толпа опомнилась, она пришпорила лошадь и оказалась у ступеней фургона. Верхом на лошади она была почти на одном уровне с ним.
— Сабина, что вы здесь делаете?
Он говорил по-английски, и она ответила ему на своем языке:
— Я была вынуждена приехать. Мне нужна ваша помощь.
Он понял, что здесь происходило, и Сабина впервые увидела выражение гнева на его лице, когда он взглянул на своих людей. Он произнес только несколько коротких фраз, но тон его голоса и резкость, с которой он говорил, дали Сабине понять, что он упрекал их. Мужчины смутились, а женщины опустили головы — их длинные ресницы прикрыли пылающие глаза.
Только танцовщица стояла в той же воинственной позе. Она молчала, но глаза ее все так же пылали гневом, а руки с позвякивающими браслетами были скрещены на груди. Цыганский король заговорил с ней.
Он произнес всего одно слово, но Сабина, хотя и не знала цыганского языка, безошибочно поняла его. Это был приказ уйти, и танцовщица тут же смирилась, ее черные волосы упали, закрыв лицо. Она вышла из круга света и скрылась в темноте у фургонов.
Цыганский король помог Сабине спуститься с лошади, и к животному тут же бросились двое мужчин.
— Мне надо с вами поговорить, — произнесла Сабина. Ее голос слегка дрожал.
— Не окажете ли вы мне честь зайти в мой фургон? — спросил он.
— Ну разумеется, — ответила она.
Он помог ей подняться по ступеням, и она вошла в причудливо окрашенную дверь. Фургон был не очень большой, но поражал своей роскошью. По обе его стороны горели факелы, на стульях лежали яркие подушки, а диван в дальнем углу был покрыт цветным пледом, вышитым золотой ниткой. Рядом стоял стол из полированного дерева с инкрустацией, за которым, как она увидела, цыган что-то писал, пол устилали мягкие ковры.
Сабина, пораженная обстановкой фургона, огляделась вокруг, а потом поняла, что цыганский король пристально наблюдает за ней, прислонившись к закрытой двери.
— Я и представить себе не мог, что увижу вас здесь, — тихо вымолвил он.
Она слегка покраснела.
— Прошу вас, не сочтите меня слишком дерзкой, — сказала она. — Я бы не пришла, если бы это не было крайне важно для меня.
— Простите, если мои люди напугали вас.
— Это… это все танцовщица, — сказала Сабина. Почему она меня ненавидит?
Наивность ее вопроса заставила его улыбнуться.
— А вы разве не женщина, чтобы самой ответить на этот вопрос? — спросил он.
Сабина вопросительно взглянула на него, и кровь прилила к ее щекам.
— Вы хотите сказать, что она… лю… — Ее голос осекся. — Я об этом не подумала, — прибавила она через минуту.
— Присядьте, — тихо сказал он. — И позвольте мне принести вам вина.
— Не уверена, что хочу пить, — возразила Сабина. Но он налил бокал из резного хрусталя и чеканного золота и поднес ей его.
— Выпейте немного, — приказал он. Оказалось, подчиняться ему было гораздо легче, чем сопротивляться. Сабина отпила маленький глоток, поставила бокал на стол, сняла свою шляпу и подняла руки к своим растрепанным волосам.
— Что бы вы обо мне ни подумали… — начала она, но он ее перебил:
— Я подумал, что вы выглядите так же прекрасно, как и в ту первую ночь. И тогда ветер тоже ласкал ваши волосы и целовал ваши щеки.
В ответ на его слова Сабина застенчиво улыбнулась, забыв все, кроме причины, по которой она приехала.
— Прошу вас, не будем говорить обо мне, — взмолилась она. — Мне надо вам кое-что рассказать.