без снов…
Не надо меня жалеть, я не маленький. Ну хорошо, пусть для тебя я всегда малыш, но я
тебе шею сверну, если ты еще при ком это повторишь. Да, брат, я тоже тебя люблю.
Знаешь, а пойдем наверх, а? Как в детстве, посмотрим на Город на закате?
Двое очень похожих красноволосых мужчин сидят на скате крыши второго этажа дворца.
Только один крепкий, с длинными волосами, завязанными в узел. Другой исхудавший, с
неровно отрастающими короткими волосами. Черты лица его немного мягче, чем у
старшего, а кожа отливает не перламутром, а золотом. Присмотревшись, можно заметить и
другие отличия – в волосы старшего вплетен амулет, напоминающий ключ, а тело их
покрыто едва видными отличающимися узорами, которые не проступают в свете солнца,
зато ночью, напитанные солнечной энергией, мягко, чуть заметно светятся.
Небо светится синевой и пурпуром, огромное солнце дрожит в вечернем мареве,
опускаясь за горизонт. Дворец расположен на возвышении, и Белый город, окрашенный
закатом в нежно-розовый цвет ручейками улиц уходит вниз, светится огоньками в
длинных и густых синих тенях между домами, гудит многоголосым Базаром, звучит
вечерними молитвами в храмах богов. Они молчат и смотрят, словно подпитываясь
желанием жить от тех мальчишек, которыми они когда-то были, и которые приходили сюда
с мамой почти каждый вечер провожать солнце.
Младший внезапно закрывает лицо руками и трясется от горьких рыданий, всхлипывая и
шмыгая носом, как в детстве. Старший, ничего не говоря, обнимает его. В глазах его тоже
стоят слезы. Сейчас можно, ведь никто не увидит, как они оплакивают родителей.
-Как мы будем теперь жить, брат? Без всех них? И зачем, почему я выжил, а они – нет?
Самое забавное, что я даже не помню, как улетал с места заключения. Помню ощущение
безумной легкости, я тогда еще подумал, что я наконец-то умер.
Я не помню, куда и сколько я летел. Помню, что очнулся в хижине в горах. В этой хижине
жили старик и две его дочери. Старика зовут Михайлис. Он охотник, отшельник. Потом я
узнал, что они нашли меня, лысого, истощенного, всего измазанного кровью, среди
остатков их скудного стада из трех козочек. Добрые люди не поняли, кто я такой,
подумали, что на коз напали волки, и разорвали их, а откуда взялся я – непонятно.
Я был так слаб, что почти не мог шевелиться. Старик каждый день уходил на охоту, но
часто возвращался ни с чем. Иногда с ним уходила старшая из сестер, а младшая
хлопотала по хозяйству. Я наблюдал за ней, и за ее сестрой, и за их отцом, когда они
возвращались. Если мясо добыть не получалось, мы ели овощную похлебку и их
домашний хлеб. Точнее, сначала они кормили меня, а потом уже ели сами. Удивительные
люди.
Старшую сестру зовут Таисия, а младшую Лори. Младшая красавица, каких поискать. Я
часто заглядывался на нее даже в том состоянии, так хороша она. Золотистая кожа, темные
блестящие волосы, пухлые губки, бровки вразлет…
Старшая некрасива, а лицо ее с одной стороны обезображено давнишней встречей с
горным леопардом. У нее мягкие русые волосы и строгие голубые глаза. Она широка в
кости, но спину всегда держит прямо, как будто и не стесняется своего увечья. Все-таки
какое счастье, что у нас настолько отличается регенерация и шрамы рассасываются без
следа!
Я был все еще слаб, и практически не мог двигаться. В глазах иногда начинала стучать
темнота, и мне хотелось перекинуться и попробовать их крови. Видят Боги, чего мне
стоило подавлять дракона. Ты знаешь, Нори-эн, как подавляет человека голод, ты ведь сам
через это прошел. Иногда мне казалось, что я трачу последние крохи энергии на то, чтобы
обуздать его.
Их домик небольшой, одноэтажный, с белыми мазаными стенами и голубыми
наличниками на окнах. Внутри кухонька и две комнатки. Старый Михайлис уступил мне
свою комнату, а сам расположился на кухне. Мы почти не разговаривали, я не мог, только
сипел, а обитатели домика сами по себе были не очень разговорчивы.
Внутри всегда тепло, и топится печка, но мне все равно было недостаточно тепла! Я все
время мерз, иногда не мог двинуться от судорог. Тело пыталось восстановиться, но ему не
хватало пищи, хотя я ел больше, чем мои хозяева втроем. Но ведь надо было накормить
голодного дракона, а для него это была капля в море. Меня иногда выводили на
солнышко, и я сидел, укутанный в несколько одеял, и грелся. От невозможности
восстановиться мне все время было холодно, и я трясся, пока не свалился в лихорадке.