Арвехши непонимающе оглянулся — Имити-ша держал в трясущейся руке сверкающий клубок сети Лесидия, а второй указывал вниз. Под брюхом раньяра, зависшего на высоте папоротниковой кроны, не обнаружилось никакого дракона, зато на земле, скорчившись, лежал обнаженный огромный человек с красными волосами. Тело его было почти все покрыто выжженными ромбами от Лесидии — ровно там, где сеть касалась дракона.
Пленника настороженно, громко переговариваясь, обступали наемники. Он пошевелился — они отпрянули, наставив на него мечи, арбалеты и оружие из нового мира.
— Не трогать! То дар богам! — крикнул сверху жрец и нетерпеливо постучал по спине Арвехши. — Спускайся!
— Но что случилось? Почему он превратился? — вполоборота спросил тха-нор, послушно направляя раньяра вниз, к расступающимся наемникам.
— Видимо, у чужеземного колдовства нет силы в нашем мире! — торжествующе заключил жрец. — Теперь он обычный человек и для сети бога-Нервы не противник, а мошка мелкая. Но на жертву сгодится!
— Пленник-то ценный, — заметил Арвехши. — Раз на корм богам не пойдет, может, оставить его для принуждения колдуна Дармоншира к отступлению?
— Не тебе то решать, — высокомерно отрезал жрец. — Даже если его колдовская суть осталась в том мире, кровь его в нем. Значит, богов подпитать сможет.
Они уже спустились так низко, что слышны были возбужденные переговоры наемников:
— Красноволосый колдун!
— Да не тот это, посмотри, у того волосы были длинные и заплетены хитро, а у этого короткие и пряди седые есть.
— А по мне, так одно лицо. И здоровый такой же!
— Тот пожилистее был, посуше…
— Когда ты там успел лицо-то разглядеть?
— Да не он это, личинки тупые! Чтоб ему снова из врат появиться, ему нужно было до этого обратно во врата зайти! А это уж мы бы точно заметили!
Пленник вновь шевельнулся, и наемники отступили еще.
— Да что мы его боимся? — крикнул кто-то нервно. — Это же кусок мяса, а не противник!
Кричавший пнул пленника сапогом в живот. Остальные засвистели, заулюлюкали, на дракона посыпались удары.
— Эй, жуки бешеные, — крикнул сверху Арвехши, — оставить пленника! Убьете — Тмир-ван вас охонгам скормит!
От красноволосого отступили. И в этот момент врата, из которых Арвехши вывел раньяра, засияли сильнее, дымка стала шире, плотнее, выкинув языки-лепестки еще на пару десятков шагов в стороны.
— Смотри, жрец, — неверяще позвал Арвехши. — Такое ведь уже бывало, когда…
— Когда врата новые начинали открываться! — возбужденно отозвался Имити-ша. — Поднимись, поднимись-ка повыше! Вот туда разверни раньяра! — и он указал сморщенным пальцем с длинным ногтем за реку, пересекающую равнину.
— И действительно, — завороженно сказал Арвехши. Сверху, в легкой дымке от пожара было видно, как едва заметно заворачиваются за рекой потоки воздуха, будто начинает образовываться большой вихрь.
— Солнце еще не поднимется и на две ладони над виднокраем, как врата откроются! — торжественно заявил жрец. — Нужно сообщить об этом жрецам, нужно передать богам… хотя тени их наверняка уже господам все доложили!! Неужто вот-вот пойдут в новый мир? Неужто скоро и мы все туда переберемся? — руки его дрожали.
— И Тмир-вану нужно сообщить, — напомнил Арвехши. — Чтобы готовил лазутчиков и армию на выход в новые врата. А с этим что делать? — он кивнул на пленника. — Нести его в Лакшию сейчас смысла нет, боги выйдут из врат раньше, чем мы долетим к ним.
— Сначала к Тмир-вану на допрос. А как закончит — принесем в жертву, — решил жрец. — Богам лишняя кровь никогда не мешает.
Нории очнулся оттого, что ему было очень больно. Казалось, тело исполосовано раскаленными прутьями — даже висеть обвитым терновником, пронзенным тысячами шипов, ему не было так мучительно. И только мокрая земля под боком чуть охлаждала пылающую кожу.
Никак не получалось полноценно вздохнуть, руки и ноги немели — и он понял, что умирает. И от осознания этого открыл слезящиеся глаза, различив окружившие его силуэты людей. Вокруг звучала чуждая речь, воняло дымом, грязным человеческим телом и муравьиной кислотой.
В голове было пусто и вязко — сосредоточиться на том, что случилось, не получалось, сразу начинало звенеть в ушах, а сознание — уплывало. И дышать становилось все труднее, будто на грудь давила плита.
Он пошевелился и застонал — такой му́кой отозвалось это движение. Сквозь полуприкрытые веки он увидел, как силуэты, окружившие его, дернулись в стороны.
Боль пульсировала волнами. Он потянулся за помощью к отцу-Инлию — и не обнаружил стихии снаружи. И Мать-вода не откликалась ему. Единственное, что он ощутил теперь — это волны успокоительной прохлады от Ключа, к которому он сейчас был прижат лицом.