«А если не разберешься — шепни вопрос Матушке-воде», — сказал Четери на прощание. И Света ходила в тафийский Храм Всех Богов, тот самый, с мозаиками, который видела во снах. Но сероглазая богиня с чаячьими крыльями вместо рук лишь взирала со спокойной улыбкой и молчала в ответ на просьбы помочь узнать, что с Четом, и защитить его по возможности, и сделать так, чтобы роды прошли хорошо и с сыном все было в порядке, и чтобы война поскорее кончилась победой и все вернулись домой, и Чет тоже… В конце концов Светлана опять расплакалась и так и пошла обратно с красными глазами.
А на обратном пути она увидела, как маленькая птичка с красным хохолком, грозно крича, отгоняет от гнезда под крышей, где пищали птенцы, большого скорпиона. Она была мельче — но уворачивалась от страшного жала, а клюв ее бил без промаха, и скорпион шлепнулся на брусчатку и поспешно побежал прочь, прячась в чьем-то саду от Светиной охраны.
Можно было бы считать это знаком? Или ей просто хотелось его увидеть?
В другой раз, пойдя купаться к реке Неру, она увидела дом, весь увитый лозой с необычными белыми цветами. Это привлекало внимание, это выделялось — но если это и был знак, то о чем он был?
Правда, после этого в парке дворца выросла необычная роза, лепестки которой светились белым и перламутром, а стебли были чуть прозрачны и покрыты длинными шипами. Света, посмотрев на нее, не стала ее трогать, — хотя при приближении цветки повернулись к ней и раскрылись, — и другим запретила. А через пару часов дракон принес весточку от Владыки Нории — что это дух Песков, терновник, и его нужно подпаивать маслами и относиться с уважением.
Светлана каждый день думала, что уже привыкла к чудесам — и все равно происходило что-то, что заставляло ее удивляться.
А еще через день прямо на брусчатку у фонтана, где любил тренироваться Чет, упал израненный орел — видимо, подрался со своим собратом где-то в небесах. И пусть его быстро подобрал один из драконов и пообещал выходить, у Светы все равно случился ступор, который к вечеру вылился истерикой. Остановилась она только когда снова начало потягивать живот — и тогда снова пришел на помощь крошечный равновесник, заставивший поверить, что этот знак — не о Чете. Но с этого момента в сердце поселилась тревога, от которой она могла проснуться ночью, замереть в панике днем, пытаясь отдышаться, и врач-йеллоувинец, осматривая ее, качал головой и прописывал успокоительные травы, лекарства, снимающие тонус, плавание и долгие прогулки.
Спустя несколько дней после того, как Света посетила храм, с утра, когда она только проснулась и открывала занавески, на балкон опустилась огромная чайка. И не успела Светлана удивиться или испугаться, как та обернулась царицей Иппоталией. Похудевшей, коротко стриженой, в темно-фиолетовых одеждах — и с ласковой улыбкой на губах.
Это было настолько странно и неожиданно, что Света оцепенела и только головой потрясла, чтобы осознать, что ей не кажется.
— Даже царицы должны предупреждать о визитах, — проговорила Иппоталия понимающе, — но прости мне эту неожиданность, маленькая сестричка. Вчера вечером я пошла в море, и то ли вода шепнула мне, то ли самой мне подумалось, что нужно проверить, как ты тут. А я привыкла доверять своему чутью и слушать Матушку. Она любит Мастера, а я — вас обоих, тем более что при моем участии ты вернулась из Белого моря. Поэтому не стала откладывать и прямо с ночи призвала водяного коня и он привез меня по воде сюда, а уж от воды я сама прилетела.
Света чуть отмерла, жутко смущаясь, что стоит в обычной сорочке, неумытая, растрепанная.
— Я рада вас видеть, — сказала она неуверенно и тут же поняла: да, рада. — Но как же вы добрались? Неужели всю ночь летели? И не спали?
— Я не летела и прекрасно поспала, — улыбнулась царица. — Мой конь — быстрее ветра, а спина его мягче перины. Я давно так хорошо не высыпалась. А что говорить, погляди-ка сюда!
Она поманила ее на балкон, и, когда Света вышла, указала на реку и оглушительно, переливчато свистнула.
С деревьев и крыш домов сорвались стаи птиц — и тут же посреди реки поднялась башка и спина исполинского водяного коня. Спина у него была шире самого широкого дивана во дворце, грива струилась водяными потоками, а в длину даже видимая часть была больше пары кораблей, поставленных друг за другом.
Стоило замолкнуть эху от свиста, как конь ответил ржанием — из домов стали выглядывать испуганные люди — и опустился на дно реки.
— Видишь? — с улыбкой, какая бывает у людей, обожающих своих питомцев, спросила царица.
— Да, — согласилась Света, все еще чувствуя себя очень странно. — На таком можно и всю ночь проспать. Ваше величество… — она наконец-то сообразила, — вы ведь не откажетесь со мной позавтракать?
— Точно не откажусь, — ласково сказала царица. — Я люблю воду, но сыт ей не будешь, — и она улыбнулась. — Но дай же я посмотрю на тебя, — она, взяв Свету за плечи, оглядела ее.
Как бы неловко ни чувствовала себя Светлана, такое сердечное тепло шло от царицы, что она даже не попыталась отстраниться.
— Какой крепкий ребенок растет, — с удовольствием сказала Иппоталия. — Маленький совсем, а витальности уже столько, сколько и у иного взрослого нет. Но, — она нахмурилась, — вижу, кровь твоя насыщена горечью и страхом, и матка оттого раньше начала сокращаться, чем нужно. Что такое, маленькая сестричка? Неужто не веришь в своего мужчину?
И такое участие было в ее голосе, что Света не выдержала — и разрыдалась. А затем, всхлипывая и непонятно как оказавшись в объятьях царицы, рассказала ей про все — и про знаки, которые ей никак не даются, и про одиночество, и про страх, что Чет не вернется, и про то, что она не мыслит жизни без него.
— Бедная уставшая девочка, — сказала Иппоталия, когда Света, наконец, затихла. — Тебе бы быть всегда за его спиной, под его крылом, в любви и безопасности, быть всегда зависимой от него и наслаждаться этой зависимостью, потому что он не предаст и не обидит никогда. Я бы могла пообещать тебе, что он вернется, сказать то, что успокоит тебя на время, но это не залечит твою душу, а лишь отсрочит лечение. Да, он может не вернуться, Светлана. Пусть моя страна — это страна женщин, но я знаю точно, маленькая сестренка. Жена воина — это особая судьба. Если ты выбрала в мужья орла, ты выбрала и его полеты в поднебесье. Если ты выбрала в мужья воина, то ты выбрала и то, что он будет уходить, рисковать и, возможно, погибнет. И возможная смерть его — это часть твоей жизни. А, значит, ты должна знать, что будешь делать, если его не станет. А до этого — держать его дом и быть ему тем домом, ради которого ему хочется выжить. Быть здесь хозяйкой, быть больше, чем его супругой, милая, чтобы, если он не вернется, от тебя осталась ты, понимаешь?
Света покачала головой.
— Не знаю, как смогу жить без него, — прошептала она. — Это как жить без половины сердца.
— Как без всего сердца, маленькая сестричка, — тяжело ответила царица, и Света с болью осознала, что пока она боится потери, Иппоталия уже потеряла дочерей. — Мы теряем тех, кого любим, кто является нашей плотью и кровью или пророс в нее, что не разлепить. Жизнь такова. С каждой смертью мы умираем сами — но у жизни множество смыслов, и они-то и возрождают нас снова. Твой смысл, — она улыбнулась и коснулась Светиного живота, — скоро будет здесь. Но и помимо него оглядись, поищи другие. Мы не в силах предотвратить смерть, но в силах жить так, будто ее нет, а те, кто ушел — просто уехали далеко и не могут послать нам весточку иначе, как знаками. Но они вернутся. В других телах, в других жизнях, но вернутся.
Света покачала головой — так много в последнее время вокруг говорили о знаках.