Нории очнулся оттого, что ему было очень больно. Казалось, тело исполосовано раскаленными прутьями — даже висеть обвитым терновником, пронзенным тысячами шипов, ему не было так мучительно. И только мокрая земля под боком чуть охлаждала пылающую кожу.
Никак не получалось полноценно вздохнуть, руки и ноги немели — и он понял, что умирает. И от осознания этого открыл слезящиеся глаза, различив окружившие его силуэты людей. Вокруг звучала чуждая речь, воняло дымом, грязным человеческим телом и муравьиной кислотой.
В голове было пусто и вязко — сосредоточиться на том, что случилось, не получалось, сразу начинало звенеть в ушах, а сознание — уплывало. И дышать становилось все труднее, будто на грудь давила плита.
Он пошевелился и застонал — такой му́кой отозвалось это движение. Сквозь полуприкрытые веки он увидел, как силуэты, окружившие его, дернулись в стороны.
Боль пульсировала волнами. Он потянулся за помощью к отцу-Инлию — и не обнаружил стихии снаружи. И Мать-вода не откликалась ему. Единственное, что он ощутил теперь — это волны успокоительной прохлады от Ключа, к которому он сейчас был прижат лицом.
Больше на теле ничего не было.
Нории мысленно потянулся к Ключу, и кровь в жилах отозвалась прохладой. Стало полегче — пульсирующая боль все еще была сравнима с пыткой, агония не отступала, но голова стала соображать чуть лучше. Различимей стал гомон человеческих голосов вокруг, уже знакомое жужжание стрекоз.
Пока его не трогали. Слов он не различал — говорили на незнакомом языке. Он снова сквозь агонию пошевелился — обе руки при движении простреливало болью, и он даже согнуть их не мог. Сломаны?
Память расступилась, и он вспомнил последние минуты перед потерей сознания. Вспомнил, как смыкалась вокруг сияющая сеть, высасывая силы, ломая тело, обжигая до воя и хрипа — и вновь ощущение наступающей смерти заставило его выдохнуть и с усилием открыть глаза.
Хорошо, что боль была такой сильной, что притушила страх и растерянность. Он, наконец, понял, почему не ощущает стихий. На Туре никогда не было такого серого, уходящего в чуть фиолетовый цвета неба.
Здесь неоткуда было черпать силу. Только Ключ, артефакт, созданный самой богиней, остался при нем. Да собственная кровь, восходящая к двум богам, которая сейчас и залечивала постепенно раны, удерживала тело на грани гибели. Но вряд ли таящаяся в ней сила сможет быстро поставить его на ноги и срастить кости — значит, драться и убегать он не сможет.
Голоса гомонили все сильнее и агрессивнее, Нории попробовал пошевелиться сильнее — но тело отозвалось такой слабостью, что он не то что бежать — ползти бы сейчас не смог. И тут же в живот прилетел первый озверелый удар, затем еще один — в спину, в плечо, по сломанной руке, вызывая глухие стоны. Владыка, как смог, скорчился, прикрыл непослушными руками голову — но вдруг по окрику все прекратилось. Он разлепил веки — чуть в стороне над ним парила стрекоза, а с нее смотрели вниз молодой иномирянин и старик в длинных одеждах со злым высокомерным лицом.
Нории по команде старика подхватили под мышки, вздернули на ноги — от боли в руках, от прикосновения к обожженной коже он чуть не взвыл, но получился надтреснутый, сорванный сип. Стоять он не мог, долго удерживать голову прямо тоже — похоже, где-то заработал еще и сотрясение мозга, — и его потащили под руки к опустившейся неподалеку стрекозе по мокрой земле, стесывая кожу о попадающиеся камни. Вокруг шумели голоса — насмешливые, агрессивные, — когда удавалось поднять голову, он видел толпу иномирян, собирающихся на его пути — множество пеших, но за их спинами возвышались и всадники на охонгах. То и дело летели плевки и комки грязи, прекращаясь, когда раздавался очередной окрик молодого иномирянина. Путь был короток — может, пять или десять метров, но Нории за это время несколько раз терял сознание. Наконец, его закинули на стрекозу, привязав за спиной старика, как барана, лицом вниз, связав руки за головой и ноги, посадили за ним охранника, и раньяр взмыл в небо.
От толчка дракон на мгновение снова потерял сознание. Вновь очнулся от боли. Руки дергало так, будто внутри проворачивались раскаленные штыри.
Ключ свешивался вниз с его волосами с седла, и Нории, с трудом сфокусировав взгляд, увидел, что артефакт уже слегка оплыл, как случается с ледышкой на солнце.
Он шевельнул головой, закрывая обзор охраннику так, чтобы казалось, что она болтнулась безвольно, и кое-как, подцепив волосы зубами и помогая языком, втянул Ключ себе в рот.
И едва не застонал от экстаза — ибо во рту дар Владыке обратился в воду и воздух. В три глотка родственной стихии, самой Богиней напоенной силой, благословленной Инлием и превращенной в Ключ.
Кровь тут же откликнулась, прокатилась по телу обезболивающая целительная волна. Агония отступила, и смерть разочарованно ушла прочь. Сначала нестерпимо в плече заныла левая рука, менее поврежденная — то срасталась кость. Стала выправляться правая рука с открытым переломом выше запястья — но веревки не давали кости встать на место. Меньше стало болеть обожжённое тело, и в голове наконец-то еще прояснилось. Нории смог осмотреться.
Внизу мелькали крылья стрекозы. Она дугой летела над огромной равниной, занятой военным лагерем и загонами с инсектоидами — многие уже пустовали — и покрытой редкими, вытоптанными пятнами травы и чахлым кустарником. Недавно здесь прошел дождь. Раньяр еще чуть свернул, и Нории увидел несколько порталов позади — и то, как огромным облаковоротом закручивается небесная дымка: как бы ни было сознание дракона вязко, он понял, что вот-вот образуется новый портал. Впереди и чуть сбоку видна была большая река, идущая вдоль обрыва, над которым на огромном расстоянии догорал лес, а за ним поднималось рассветное солнце. Дымили и острова на реке, впадающей в какую-то непонятную борозду — словно полумесяц земли обвели большим плугом, образовав остров.
Показался впереди переход, мимо которого они пролетели. Нории прикипел взглядом к этому переходу — не забывая как можно незаметно сгибать и разгибать пальцы на руках и ногах и напряжением прогонять кровь в мышцах.
Все еще пекли, остывая и начиная чесаться, ожоги, тело казалось обессиленным, нестерпимо болела правая рука — сводило осколки кости и никак свести не могло. Ключ не исцелил его полностью — на это нужно было несколько часов, но спас от близкой смерти и влил в кровь столько сил, что Нории мог бы сейчас сотворить небольшой щит и порвать веревки им. Он, возможно, будь у него побольше времени на набор сил, даже успел бы перехватить нож у охранника и взять в заложники жреца, но что дальше? Он понятия не имел, насколько жрец важен и не нашпигуют ли его стрелами вместе с заложником, да и управлять стрекозой не умел.
Поэтому пока оставалось одно — выглядеть слабее, чем есть на самом деле, наблюдать и ждать удачного момента.
Раньяр пошел вниз, к большому шатру, у которого были привязаны несколько охонгов и раньяров, а у входа стояла пара стражников. И чужому этому миру человеку было понятно, что его принесли к командующему, к тому, кто здесь принимает решения.
И когда дракона сдернули со стрекозы и кинули в ноги кому-то, кто вышел из шатра, Нории, не сдержав стон от боли в сломанной руке и щурясь от рассветного солнца, бьющего прямо в глаза, разглядел кряжистого пожилого мужчину с волевым лицом, разноцветными глазами: серым и черным, — и завязанными в высокий хвост седыми волосами. Лицо его исказилось от странного узнавания, он склонился к Нории, схватил его за волосы, всматриваясь в лицо, — но затем разочарованно покачал головой и бросил обратно на землю. И дракон замер, стараясь казаться почти дохлым, слушая незнакомую речь и разглядывая то, что было в поле его зрения.
— Тиодхар Тмир-ван, да будет твоя слава в веках, — проговорил тха-нор Арвехши с поклоном, — мы прилетели сюда с пленником для богов от Ренх-сата, но прежде хочу сообщить тебе: посмотри, облака за рекой пошли по кругу, значит, врата скоро откроются.