И вы, нежданные, близнецы Марит и Дарит, здравствуйте. Вы, остолопы, заслужили мою благодарность, за то, что выжили. Вы, конечно, второй крови, поэтому не красные, а желтовато-рыжие. Много драконов гораздо сильнее вас погибло, а вы, два неугомонных подростка, чудом остались живы. Мальчишки рассказывали, что спаслись только потому, что успели долететь друг до друга и сплестись, как в материнском яйце. Так и лежали в толще горы, грея друг друга и помогая не сойти с ума от одиночества.
Позволь полюбоваться тобой, невероятно красивая, гибкая в человеческом теле, тонкая Огни. Волосы у тебя ярко-красные, ведь ты моя двоюродная сестра. Ты потеряла мужа, Владыку соседнего Города, и поэтому вернулась в семью. Ранее яркая, уверенная в себе, сейчас ты сидишь с потухшим взглядом и мысленно, скорее всего, возвращаешься к тому дню, когда мы всем драконьими народом полетели встречать артефакт — и наткнулись на предательство.
Смейся, смейся, несмотря ни на что, желто-рыжая Медита, четвероюродная племянница. Вас было три сестры, выжила только ты одна. Ты смеешься, не обращая внимания на мрачность остальных, кокетливо трясешь своими золотыми волосами, общаясь с сидящим рядом драконом с огненной, яркой душой — Мири, который ни чуточки не изменился.
Он тоже, как Огни, двоюродный, только с другой стороны, а еще он совсем не воин, а вовсе даже поэт и бард, и сейчас он подшучивает над страстью Четери к оружию, просит Энтери прекратить, Богов ради, насиловать ягоду и отбивать ему аппетит тем, как любитель винограда облизывает пальцы.
Четери красноречиво проводит лезвием у своего горла, Мири в ужасе изображает, как он прячется за Медиту, не забывая при этом ее полапать. Он всегда такой, как искорка в мрачном царстве. Вдруг он хватает висящую за спиной бантру (маленькую гитару), начинает что-то наигрывать и подпевать себе, дразня Чета:
Сидящий рядом с ним Ветери, дипломат и хитрец, разделяющий страсть старейшего к оружию и не разделяющий балагурства соседа, комично закатывает глаза и с ругательствами отбирает бантру у непонятого поэта. Медита хихикает. И в этот момент всех пронизывает ощущение, что кроме них самих у них никого на свете больше нет. Мы молчим, и даже Мири опускает голову, прощаясь с братьями и сестрами из стаи.
За столом еще один дракон, и он так же молчалив, как Огни. В горе у Тедери погибла жена и весь выводок детей. Он мрачен и не реагирует ни на дураченье драконобарда, ни на испытующий взгляд Владыки. Внутри его только пустота и чернота, и с этим придется что-то делать, иначе одним мертвым драконом у нас будет больше.
Владыка снова перевел взгляд на Четери, который как раз перехватил за талию обслуживающую их темноокую служанку и что-то шептал ей. Девушка мягко высвободилась, опустила голову, пошла дальше. Четери перехватил его взгляд.
— Ты же знаешь, Тен, никогда против воли.
— Ты не меняешься, Гроза, — усмехнулся Нории. Дракон, которого прозвали когда-то Грозой не только за виртуозное владение холодным оружием, но и за то, что он был грозой для девичьих сердец, развел руками:
— А как иначе? Пока в мире есть хоть одна женщина, мне есть, ради чего жить. Правда, моя красавица? — он подмигнул темноглазой девушке, которая как раз обслуживала Тедери, сидящего напротив. Девушка опустила глаза, проигнорировав его.
— Чет, оставь решение сердечных дел на потом.
— Да разве ж это сердечные? — искренне возмутился крылатый бабник, провожая выскользнувшую из Зала девушку потемневшими глазами. — Ну хорошо, давайте к делу.
Сидящие за столом подняли на него глаза, кто-то внимательные, кто-то азартно заблестевшие, кто-то мрачные.
— Как всем известно, я посетил остальные Белые Города. Почти везде остались драконы. Хуже всего дело в Атании — там одна красноволосая драконица, Гити, и четыре дракона. Лучше всего в Ставии — вернулось сорок восемь, из них тридцать дракониц. Тафия пуста. Из Владык остался только ты, Нории, как мы все и ощутили.
— Сколько нас всего? — Энтери, как и все, сидящие за столом, был потрясен. Все надеялись на лучшее.
— Ровно триста двадцать четыре. Из них меньше трети красноволосых. И сто двадцать женщин.
— Из почти четырехтысячной стаи, — горько произнес брат Владыки, сжимая и разжимая кулаки. Медита всхлипнула, а близнецы таращились на Чета так, будто надеялись, что он скажет, что пошутил.
— Проклятые колдуны, — с ненавистью, словно плюясь, выдохнула Огни. — Спалить эту проклятую страну, и дело с концом!