В соседкином доме светилось одно окошко, и поздние гости пошли к дверям по хрустящему снегу, постучались.
— Сейчас, сейчас, — раздался из-за дверей голос Валиной мамы, заскрипела щеколда, дверь открылась, и пожилая женщина некоторое время с изумлением всматривалась в посетителей.
— Слава, ты, что ли? — наконец, сказала она. Что-то соображая, перевела взгляд на Ангелину, на охрану за спинами гостей.
— Да мы вот в гости, тетя Рита, — с неловкостью произнес Святослав Федорович. — Пустите?
— Конечно, конечно, — засуетилась старушка, все всматриваясь в Ангелину. — Да не снимайте одежду, холодно у нас.
В доме действительно было холодно и темновато — несмотря на топящуюся печку. Резко пахло жареным салом, яйцами и кислым молоком, на плите грелся чайник, а за столом сидели старшие мальчишки, одетые в сто одежек, и из больших кружек пили козье молоко — тут же стояла большая банка, покрытая марлечкой. Ани огляделась. Обстановка оскудела. Не было телевизора, радио — Валька любила слушать приемник и громко комментировать новости — пропал чудесный буфет, книги из шкафа.
— А где Валя? — спросила Ани. — Теть Рита, это я, Ангелина. Не признали?
— Не признала, как признать, ваше высочество, — радостно и одновременно печально сказала Рита Дмитриевна, — а Валя вон лежит, спит она. Она много спит теперь.
Ани с тяжелым чувством подошла к кровати. Там, укрытая одеялами, лежала ее подруга — болезненно желтая, усохшая, с поседевшими волосами. И не скажешь, что на три года всего старше Ангелины.
— Что с ней, тетя Рита?
— Да, — сказала старушка, опускаясь на стул у окна, — в коме лежала несколько дней, сразу прооперировали — а выздороветь никак. Шкаф кухонный настенный ей на голову упал, Ань. Гематома пошла, позвонок какой-то поврежден. Вот и лечили ее, лечили, да и отправили к нам. Слабенькая совсем — встанет, давление скачет, до уборной по стенке ползет, спит все время, забывает все. Назначили кучу лекарств, вот, ходит к нам Степановна, уколы ставит. Массаж прописали и процедуры, так на бесплатные надо возить в район, а как нам ее возить?
Валина мама говорила и говорила — нужно было ей выговориться, поделиться, — и в глазах ее появлялась тихая и просительная надежда, резавшая почище упреков и укоризненных слов. Святослав сел за стол, потянулся за банкой с козьим молоком — взглянул на хозяйку дома, и та кивнула радушно — налил себе, да так и сидел, слушая и периодически отпивая из кружки.
Старшие мальчишки, ранее шебутные, хулиганистые, поздоровались тихо, но глядели на гостей настороженно, и Ангелина подумала — такая тишина была и у них сразу после переворота. Так звучит безысходность и отчаяние. И глаза были серьезные. Только младший, пятилетний, одетый в валенки и теплую толстую кофту, возился на полу со своими игрушками. Подошел к Святославу — признал, видимо, и отец улыбнулся, потянул его к себе на колено — покачать.
Пацаненок на его коленях был теплый, горячий даже, вертелся и требовал скакать быстрее. Святослав пощекотал его сквозь толстую кофту — тот взвизгнул и заливисто рассмеялся. Воистину, детский смех может звучать даже во время войны — звучать надеждой для взрослых, уводить их от безнадеги.
— Я-то больше не работаю, — говорила Рита Дмитриевна, — так совсем тяжко. Еле-еле на дрова хватает да на еду, и то, экономим как можем. Видишь, — она махнула рукой, — продали что могли, голые стены скоро будут. Когда землю трясло, видать, повредило что-то в стенах да фундаменте — раньше дом теплый был, а теперь выдувает все, стыло тут. Вы не сердитесь, — вдруг спохватилась она, — мы из вашего дома что было, прибрали, Ань. Вам-то уже не нужно. Одеял взяли, дров с сарая, кур к себе, козочку… передохли бы ведь, Ань, а так… яички есть, молока побольше… посуду продали вашу, — добавила она совсем тихо.
— Ну что вы, теть Рит, — с сердцем сказала принцесса. — Конечно, надо было взять.
Она пригляделась — и правда, подруга была укрыта их одеялом, тяжелым, ватным, под которым раньше спал отец. Вздохнула. Сколько она сидела с мальчишками, сколько Валюха их выручала… и муж у нее был добрый, всем делился, помогал деньгами, когда трудно совсем было.
— Работала бы я, полегче бы было, — продолжала тараторить старая женщина, — так пока она в больнице была, за внуками смотрела, а сейчас как ее оставить? Я попробовала выйти на неделе — прихожу, младшего из сада забравши, а Валя на полу лежит, плачет. Так и уволилась. Хорошо, соседи помогают кто чем может.
Ани перевела взгляд на отца — Святослав смотрел на накрытую одеялом Валентину тяжелым взглядом. И странно — его лицо казалось очень живым сейчас.