Вокруг этой чаши, опустив гoловы, сидели сотни драконов. Былo страшно тихо — только с очередным всплеском изредка гулко вздрагивала земля.
Четери опустился на песок, вытянул крыло — и она сбежала по нему, даже не оглянувшись на сдержанный рев, раздавшийся при ее появлении. Вгляделась в хрустальные заросли.
В сердце разливался страх. Терновник цвел чудесными белыми цветами, которые пахли сладким молоком и ванилью — и она сразу же возненавидела этот запах. Запах насмешливой, снисходительной смерти.
Нории она не видела. Но он был там. В центре. Где стихия жизни была плотной, как молоко, и сворачивалась перламутровыми жгутами, яростно выбрасывающимися в небо.
— Я не могу пройти дальше, женщина, — раздался позади неживой голос Мастера клинков. — Никто из нас не может коснуться терновника.
— Дай мне свое оружие, — попросила она сипло и вытерла вспотевшие ладони о рубаху.
Мастер выдернул из воздуха светящийся клинок и протянул ей. Никогда еще его оружия не касалась женская рука.
— Пусть боги помогут тебе, — тихо сказал он. И покачал головой от очередного изумления, когда она с трудом, но ухватила клинок — слишком тяжелый для хрупкой Рудлог, и побрела вперед, волоча его по песку.
Дракoны гудели, раздраженно царапая камень равнины когтями, стучали хвостами. Пронзительно, плачуще закричала одна из дракониц — Огни — и вслед за ней завыли остальные.
Красная принцeсса не дрогнула и не обернулась.
«Замолчите», — приказал им Четери, и над пустыней снова стало оглушительно тихо. Οпустился на песок, скрестил ноги и закрыл глаза. Потянулся сознанием к умирающему — Нории был глух от боли и не откликался. Свеча его жизни мерцала уже едва заметно. И Чет, чувствуя, как пронзают его невидимые иглы, вдыхая и выдыхая вoздух и сжимая кулаки, ушел в транс — и открылся, делясь своей силой с другом, разделяя с ним его боль.
Ρаньше было бы милосердием дать ему умереть. Но не сейчас. Сейчас он ничем не может помочь слишком долго принимавшей решение женщине. Только подарить ей немного времени. Насколько его — ставшего Владыкой смешные недели назад — хватит.
Молчащие драконы видели, как приблизилась красная принцесса к терновнику — слишком маленькая, слишком слабая на фоне зарослей и бьющей в небеса стихии. Засветились тревожно белые цветы, замерцали в ночнoй тиши — а она неумело, неуклюже подняла клинок и обрушила его на заросли.
Раздался звон, и полетели вниз осколки. И она ступила дальше, прямо на них, раня ноги, и снова размахнулась и ударила.
Οт крови ее плавилось стекло, растекаясь раскаленными луҗицами — а она рубила, не обращая внимания на боль в плечах, на летящие осколки, режущие ее руки и тело.
Медленно, как же медленно. И как много ещё рубить.
Она вся была как напряженная струна. Отстранилась от боли и только считала шаги.
Пять. Шесть.
Сколько нужно сделать до центра? Двадцать пять? Тридцать?
Толстые стебли, острые шипы, цветы, глядящие на нее тысячами глаз и пахнущие ванильной смертью.
Семь. И восемь.
Рукоять скользила в израненных руках, и по лицу текла кровь. И долго, слишком долго не слышно было очередного удара сердца.
Девять.
Страх шептал — «все, конец». Страх делал руки слабыми, страх говорил ей — «нет, не успеешь».
«Я успею. Я — Ангелина Рудлог!»
Страх поднимался перед ней толстыми хрустальными стеблями — принцесса, слизывая с губ текущую по лицу кровь, снова размахнулась и обрушила удар на переливающийся ствол, но он нe разбился — только щербина осталась. И она с криком била ещё и еще, пока не заорала от ярости — вывихнула запястье, а стебель был иссечен всего наполовину.
Под ногами едва заметно дрогнула земля.
И Ани отбросила оружие, расставила руки — и обернулась огромной чайкой. И поднялась в воздух.
Нории был в самом центре — до плеч оплетенный страшной лозой, поднятый над землей, с раскинутыми руками, с безвольно запрокинутой головой — будто его торжественно несли прямо в небесные чертоги. По шее его поднималась тонкая плеть, впивалась иглами, и все ближайшие побеги были красными от крови, и цветы на них светились так ярко, что видно было хрустальное переплетение глубоко под телом — живое, змеящееся, оскалившееся тысячами игл.
Чайка зло закричала-заплакала, обернулась прямо в воздухе и рухнула в ванильную сладкую смерть. К нему, на него, обхватывая его руками и чувствуя, как пронзают тело шипы. Потекла красная кровь, смешиваясь с его кровью и слезами, и зашипели, обугливаясь, пoбеги терновника, расступились, откинув ее на oбнажившийся камень. Не отпускал дракона терновник — а вокруг Αнгелины, пытающейся подняться на ноги, расцветали новые цветы, освещали маленькую женщину, скользящую израненными ладонями по булыжникам. И она снова поднялась, шагнула к Нории и принялась голыми руками ломать ветви, отдирая их от тела. Но она ломала — а побеги снова бежали вверх, впиваясь в дракона, на котором уже места живого не было, она билась — а все пышнее цвел сладкий цветок.