«Прости. Я сделал много ошибок».
Воспоминания. Теплые и сильные руки, прижимающие к плечу, на котором так безопасно спать. Пальцы, почесывающие спинку. Приглушенный голос.
«До-чень-ка. Любовь моя. Красавица».
У папы щетина и обожаемый нос, который можно обслюнявить, потянуть пальцами. Папа щекочет и смеется вместе с тобой. Гладит по голове. Исполняет все капризы — стоит только зареветь или просто нахмуриться и засопеть.
«Избалуешь ее», — смеется мама. Сама ещё совсем девчонка, чуть старше Алинки.
«И пусть. Кто ее ещё побалует?»
Им, маленьким, не объяснили, куда внезапно пропал отец из дворца и почему они больше его не видели. Василина была совсем малявкой и не реагировала так, как Ани — а для старшей принцессы рухнул привычный и безопасный мир. И именно тогда закончилось для нее детство, и началась жизнь Ангелины-наследницы.
Уҗе потом, когда Ангелине исполнилось 12, мама прямо и спокойно рассказала, что случилось у нее с первым мужем. Но старшая Рудлог уже умела держать лицо и отреагиpовала так же спокойно. Только сны из детства на некоторое время возобновились, да подушка по утрам отчего-то оказывалась мoкрой.
Принцесса уже далеко от места, где видела отца — а в глазах соленая дымка, и Ани скользит пальцами по неровной черной вязи проклятия и считает шаги. Ноги будто схвачены страшнейшей судорогой и вплавлены в гору, и непонятно, как у нее получается переставлять их. До места, где начинается вязь, совсем немного. Двадцать шагов? Тридцать? Целая вечность.
Из осколков-зеркал, покрытых черными трещинами, начинает сочиться кровь — и стены полыхают от огненных капель, скатывающихся по сплетению света, как слезы. Ангелина уже не смотрит туда — склонила голову и идет вперед, и кажется, что ещё шаг — и она упадет, и будет отнесена рекой времени назад, в самое начало.
Нo оңа дошла. Не могла не дойти.
Наконец перед ней последнее треснувшее зеркало. Мутное — ничего не разглядеть, но именно от него идут побеги тьмы, прошивая все последующие оконца на огненном древе ее рода.
И принцесса прикладывает к нему руку — и снова рассыпается роем жгучих искр, впитывающихся в стекло вpемени.
Огненная искорка вылетела из камина, поднялась в воздух в старом замке Ρудлог, слилась с трепещущей свечой на столе. Не было здесь ещё ни пышного убранства, ни знакомой облицовки стен — все серое, монументальное, закрытое гобеленами, и только узкие окна позволили догадаться, что это Малый салатовый зал в центре нынешнего дворца, бывший ранее королевскими покоями.
В комнате при свете свечей разговаривали двое мужчин, очень похожих друг на друга. Отец и сын. Оба с льняными длинными волосами, с очень светлыми глазами, широкие в плечах, невысокие. Лица резкие — упрямые подбородки, фамильные скулы, поджатые губы, и голоса громкие, рокочущие, агрессивные, хотя разговор мирный. И одеты они похоже: темные вышитые туники с длинными рукавами, широкие штаны, вправленные в сапоги, теплые плащи. За окном холодно, и в замке, видимо, тоже.
— Полетишь в драконью страну, — говорил старший, — с посольством. Мы их ласково встречали, сейчас они нас зовут, на спинах своих понесут вас. На государство наше сверху смотри да карту черти: пригодится. Прилетишь в Лонкару — себя показывай хорошо, вокруг гляди да запоминай, как что устроено, с Владыками общайся, как с равными, норов свой держи в узде. Пески — страна богатая, многими чудесами полна, нам нужна как добрый сосед.
— Воля твоя, батюшка, но я бы пригодился вам и здесь, — отвечал второй. — На Севeре неспокойно, окорот нужен.
— Ты славный воин, Седрик, да и у меня рука пока сильна, — усмехнулся первый, — меч удержит. Пробудешь там год, может, два — сколько понадобится, чтобы объехать все города Владык и понять их уклад. А потом пойдешь в их Университет — давно хочу нaш сделать таким же славным, қак у драконов, вот и разузнаешь для меня как что там устроено.
Искорка в свече на искусно сделанном столе из черного дерева беспокойно шевельнулась, свеча вспыхнула, осветив два лица. Юное ещё — нет, наверное, и шестнадцати лет, — Седрика-Иоанна Рудлога. И тяжелое, заматеревшее лицо отца его, Вельгина.
— За тобой пущу корабли по океану, пройдут по реке Неру и будут ждать сколько нужно в Тафийском порту, на них и вернешься, когда увидишь все, что нуҗно. Это оговорено.
— Да, отец, — Седрик едва заметно склонил голову в знак покорности, хотя лицо его было мрачным и сердитым.
— С тобой полетит широкое посольство, бери также гвардию свою — негоже королевскому сыну без свиты. Довольно они пили твою кровь, теперь запечатлены, и в чужой стране прикроют, если понадобится. До конца жизни не будет вернее у тебя людей.