Тем сильнее было мое удивление, когда однажды утром во время ежедневной процедуры по изменению моей физиономии Говорна начала меня отчитывать:
– Эрик, вот скажи мне, ты совсем бесчувственный? Ты зачем девчонку изводишь?
– Какую девчонку? – опешил я. – Как извожу?
Шаманка от возмущения всплеснула руками, забыв отпустить мой нос, который как раз разминала. От боли у меня даже слезы на глаза выступили:
– Да Ингу же! Ты что, правда не видишь? Она, бедная, извелась уже! Сколько можно дуться за то, что мы задержались в этом Флёфене? Ты с ней не разговариваешь и вообще избегаешь!
Я ошалело моргнул.
– Кого избегаю? – И, увернувшись от кулачка Говорны, которой показалось мало пострадавшего носа, поспешил договорить: – Мне казалось, это она не желает со мной разговаривать! А сам я никого не избегаю.
– Ты даже со мной почти не разговариваешь! Держишься в стороне, не разговариваешь с нами на привалах, а когда в трактирах останавливаемся – вообще в комнате запираешься. Даже наемники считают, что ты высокомерный бирюк!
– Да ты же знаешь, что я в магии тренируюсь! – возмутился я. – У меня даже получается более-менее! Ты и сама, между прочим, могла бы. Тебе разве Квотар не показал, как тренироваться?
– Все он показал. Я и тренируюсь, когда все спят. А ты со своими тренировками совсем рехнулся! Наемники считают, что ты их презираешь, Инга – что ты ее ненавидишь, а Мэгги просто думает, что ты грубый мужелан. Кстати, что такое мужелан?
– Мужлан, – машинально поправил я. – Грубый, невежественный человек. Я, между прочим, именно таким и должен быть по легенде. Каким еще может быть старатель с южных приисков? И вообще, мне кажется, ты все придумываешь. Они прекрасно между собой общаются, зачем им еще я? Вон, как хохочут, когда Тикль свои байки травит.
Говорна тяжко вздохнула, закатив глаза.
– Эрик, ты дурак. Когда ты уходишь, Инга перестает его слушать и тоже уходит, между прочим.
– Ну, правильно, если всю ночь болтать, потом днем паршиво будет, – начал объяснять я, не сообразив, к чему ведет подруга. Потом резко прервал сам себя: – Подожди, ты что, хочешь сказать, Инга хочет меня ревновать заставить? – Я даже расхохотался от нелепости подобного предположения. – Ох, Говорна, ты меня с ума сведешь! Да зачем я ей сдался! У нее вон поклонников в каждом городе половина мужского населения!
Говорна только рукой махнула, поняв, что договориться по этому вопросу нам не суждено.
Глава 8
Городская стража
Столица Согреса, славный и богатый город Глеотин, встретил нас шумом, веселой суетой и толпами народа. Видно было, что люди здесь живут зажиточные, никому не приходится думать о хлебе насущном. Жмущиеся друг к другу двух- и трехэтажные домики были все как один побелены известью и лукаво смотрели на мир аккуратными маленькими окошками, завешенными пестрыми занавесками. Мощеная мостовая звенела под копытами лошадей – мусора и грязи, которые могли бы заглушить этот звон, не было в помине. Город сверкал, как блестящая игрушка в лучах полуденного солнца. В общем, Глеотин мне ужасно понравился. Контраст с городами разоренной Артании был здесь особенно разительным. Удовольствие от созерцания всеобщего благополучия портило только ноющее воспоминание о родной стране, которая – здесь это было особенно остро заметно – медленно умирала. Инга, раздернув занавески кареты, вовсю любовалась окружающим многолюдьем. Актриса, кажется, даже забыла, что не желает со мной общаться – принялась расспрашивать о том, что не могла сама разглядеть через маленькое окошко кареты. Столько восторга было на лице у госпожи Краус, что я чуть не предложил ей выбраться из кареты и ехать на моем коне, чтобы рассмотреть все в подробностях. Все равно быстрее, чем шагом, двигаться было невозможно, так что я и пешком бы не отстал. Впрочем, представив, как это будет выглядеть, от своей идеи отказался – важным дамам не пристало рассекать верхом, если есть возможность ехать в карете.