Екатерина задумалась. Она ужасно любила всех своих детей, но с Серсеей ее связь была особой. Женщина долгое время не могла подумать, почему среди всех выделяет именно ее, пока не поняла несколько вещей: во-первых, это был единственный ребенок, который носил ее фамилию ― Медичи. Конечно, по нормам стоило говорить: «Серсея Хелен де Медичи», но произносили все «ди Медичи», и все-таки эта деталь грело Екатерине сердце. Не просто ее ребенок, но малышка с фамилией Медичи, которая будет принадлежать не короне и долгу семье Валуа, а только Екатерине.
Второе ― Серсея была единственным ребенком, которого Екатерина сама кормила грудью. Наследников ни за что бы не доверили обычной итальянской купчихе, даже если она была их матерью. А после рождения долгожданного сына, у Екатерины было много молока ― грудь тяжелела с каждым днем, сколько бы молока не убирали из нее, и женщина мучилась от этой боли. А Серсея… Серсея была рождена фавориткой, и ее кормление можно было доверить Медичи. Это было настоящим облегчением ― не только в физическом смысле, но и в моральном. Наконец-то был кто-то, кто целиком и полностью зависел от Екатерины. Серсея не была дофином Франции, которого можно было ― и нужно ― поручить тысячному легиону из нянек, учителей и наставников. Для Серсеи Екатерина выбирала все сама, сама кормила, сама учила чему-то, и постоянно носила ее на руках, пока девочка не пошла.
И самое главное, третье обстоятельство безграничной любви королевы к принцессы было то, что, вопреки общему мнению, в Серсее действительно текла кровь Екатерины. Это было невероятно, невозможно, но было правдой, пусть об этом и знали всего трое ― Серсея, Екатерина и Нострадамус.
Это случилось, когда Серсеи было десять. Она упала и разбила голову, чудом выжив благодаря своевременному вмешательству прорицателя, а ее няньки были отправлены на плаху. Девочка не проходила в себя долгие дни, и Екатерина, как верная мать, сидела у ее кровати. Несмотря на то, что рана была не слишком опасна, лекари говорили, что девочка вряд ли выживет ― потерять столько крови в ее возрасте, так еще и жизнь в ней поддерживали только вода с молоком, которыми ее кормила сама Екатерина. Милосерднее было бы убить ее, задушив подушкой ― так все считали, пусть в слух никто и не говорил.
Екатерина была готова на коленях умолять своего единственного друга Нострадамуса, чтобы тот спас Серсею. И мужчина нашел выход.
Древнеримский врач и естествоиспытатель Гален выдвинул теорию кровообращения, оказавшую большое влияние на развитие медицины в средние века. Гиппократ считал, что кровь может переменить душевные свойства больного и поэтому рекомендовал пить кровь больным, страдающим целым рядом заболеваний с нарушением психики. Овидий Назон пишет в своих «Метаморфозах» о целительных свойствах крови. Через пятнадцать веков после Овидия у одного придворного врача Медичи во Флоренции нашлись те же указания на целительные свойства крови.
В 1498 году было произведено «переливание» крови дряхлому и больному папе Иннокентию. «Врач взял кровь трех десятилетних мальчиков, которые вскоре после этого умерли, приготовил из этой крови химическим способом лекарство и дал пить на здоровье понтификсу». Лечение папы кончилось полной неудачей. Папа умер несмотря на то, что ему в жертву принесли трех детей. Врач спасся бегством.
Но Екатерина была в отчаянье, а Нострадамус ― слишком умен, чтобы допустить ошибку. Крови потребовалось немного, и все же королева была слаба следующий месяц. Зато произошло чудо ― Серсея очнулась, и быстро пошла на поправку. Ничто не напоминало о травме, зато Серсея навсегда запомнила о том, что была спасена кровью Екатерины Медичи, и эта самая кровь теперь их связывала. Не забывала об этом Екатерина.
Королева ласково погладила девушку по волосам, поцеловала в лоб и тихо вышла.
***
Серсеи снилось падение из детства. Смутное чувство боли разбудило ее, и она проснулась, слыша знакомые голоса ― Екатерины и Нострадамуса, которые говорили только одно слово: «Кровь». Этот сон, про переливание крови, всегда снился ди Медичи, когда она заболевала. Она не знала, чем его считать ― предупреждением Бога о скором недуге, или скорее напоминанием о том, что она жила благодаря крови женщины, которую многие ненавидели и боялись, что несмотря ни на что, в ней текла кровь Медичи.
Раздался какой-то шорох. Серсея, не проснувшись до конца, посмотрела в сторону: было уже темно, она видела темное небо за неплотно прикрытыми окнами. Одиноко горело несколько свечей, но это не помешало ей разглядеть мужскую фигуру рядом с ее рабочим столом, которую она узнала сразу.
― Нострадамус… ― позвала она. Мужчина крупно вздрогнул, не ожидая того, что девушка проснется, и посмотрел на нее.
― Извините, я вас разбудил.
― Ничего. Что-то мне слишком плохо от обычной простуды.
Мужчина подошел ближе.
― Видимо, волнения в последние дни слегка взбудоражили вас, и ваш организм немного ослабел. Вы чего-нибудь хотите?
― Екатерина уже ушла…― внезапно сказал Серсея, будто и не услышав вопрос прорицателя.
― Вы проспали целый день, королева ушла спать. Я принес вам снадобье, думал, вы еще не спите.
― Давайте. Я выпью, ― согласилась Серсея, с трудом садясь в кровати. Ее лихорадило, было холодно без одеяла, но выпить снадобье стоило.
«Как давно ушла Екатерина? ― внезапно подумала принцесса. ― Мне казалось, что…»
Серсея вспомнила, что сквозь сон почувствовала, как кто-то гладит ее по волосам и спине. Она быстро отогнала от себя мысли, что это мог быть Нострадамус. Объяснение у принцессы было простое и элементарное: они были знакомы столько, что Серсея была уверена в том, что не привлекает прорицателя как женщина. Поэтому, скорее всего, это сделала Екатерина, когда уходила.
― Каждый раз, когда я заболеваю… ― внезапно сказала девушка, сжимая в руках чашку. ― Мне снится сон, где мне снова и снова переливают кровь Екатерины, ― Нострадамус ничего не ответил. Серсея допила весь отвар, который принимала уже сегодня утром, и, протягивая кружку обратно, внезапно взглянула на Нострадамуса взглядом маленького, испуганного ребенка. ― Мне неудобно вас просить, но… Быть может, вы мне почитаете?
========== пять. нострадамус, моя дочь оказывает вам честь ==========
Сильный порыв ветра подкинул светлые тяжелые кудри, всколыхнул юбки. Яркое солнце освещало поляну. Серсея прикрыла глаза, и не услышала, как со спины к ней подошел король-отец.
― Ты болела, я слышал, ― сказал Генрих. В руках он держал наполовину заполненный бокал с вином, но не было похоже, что он пьян. Это был один из излюбленных приемов отца: он мог весь вечер протаскаться с бокалом вина, пуская пыль в глаза, что излишне пьян, чтобы при нем говорили громче и смелее. Обычно, он никогда не забывал тех, чьи слова ему не нравились. Что у отца, что у Екатерины были свои хитрые приемы, и этот трюк с ложным опьянением Серсея тоже взяла на заметку.
― Мне было нехорошо, но сейчас намного легче.
― И все же, не отходи далеко от Нострадамуса. Он сможет тебе помочь, в случае чего.
Девушка незаметно для короля вздрогнула, услышав имя прорицателя. Конечно, ночное чтение закончилось тем, что она снова уснула, зато какая-то служанка не постыдилась разнести весть по замку, что прорицатель ночевал в покоях принцессы. Большая часть дворян отреагировала на это с легкой иронией: Серсея не была той, за которой шла слава распутницы, да и все знали, что принцесса приболела, поэтому нахождение рядом с ней фаворита Екатерины мало кого удивляло. И все равно было некомфортно.
Серсея тяжело вздохнула и посмотрела на Генриха, хитро усмехнувшись:
― Отец, тебе скучно? ― протянула она, не видя другой причины, по которой он решил заговорить с ней о Нострадамусе и о ее болезни. Обычно у Генриха и его дочери находилось много общих тем для разговора, но если он решил заговорить с ней об этом именно сейчас, то значит дела были плохи.
― Немного, ― честно признался король, ответив ей такой же веселой усмешке, а потом скользнул взглядом по гостям. Весело взвизгнула Мария, когда Франциск подхватил ее и закружил в танце. ― Я заметил, что ты никогда почти не танцуешь.