― Двенадцать, ― едко исправила принцесса, не став отрицать этот факт. Едва она расцвела как девушка, к ней и вправду стали свататься ― больше, конечно, старые приближённые предлагали союз со своими молодыми сыновьями или внуками, смотря, кто подходил по возрасту. Серсея была завидной невестой, кто не захочет получить в свою семью дочь короля?
Знать по всей Европе, как правило, заключала браки по политическим соображениям — создать или укрепить союз между владетельными домами. Выбором невесты для сына занимались родители и они же вели переговоры с родителями девушки; при этом жених и невеста могли не видеть и не знать друг друга до свадьбы. Впрочем, взрослый холостой мужчина мог и напрямую попросить руки дамы у её отца.
Браку предшествует помолвка, которую старались заключить как можно раньше — в двенадцать лет это вполне можно было устроить. Собственно, брак заключался, как правило, когда жених и невеста достигали возраста, в котором они способны делить постель и произвести на свет потомство. Для девочек это, как минимум, время «расцветания», то есть начала первых менструаций. Девочки из знатных семей расцветали, выходили замуж и рожали детей заметно раньше, чем простолюдинки.
В общем представлении девушку, конечно, можно выдать замуж ещё до того, как она расцветёт — по политическим причинам; но желание переспать со столь юной женой посчитают извращением. Такие ранние свадьбы — даже без секса — достаточно редки. Свадьбу откладывали до тех пор, пока невеста не станет из ребёнка девушкой. На девушке уже можно жениться и спать с ней… Впрочем, и тогда многие мужья предпочитали обождать, пока супруге не достигнет пятнадцати-шестнадцати лет, прежде чем исполнять супружеский долг. Повитухи давно подметили, что чрезмерно юные матери слишком часто умирают родами.
Генрих отказывал всем. Ему была плевать ― предлагали ли помолвку или сразу брак, выгоден был этот союз или нет. Он не хотел отдавать Серсею в чужие руки, отпускать дочь куда-то в чужую семью, с совершенно чужими людьми. В обиход этому, король не постеснялся отдать свою дочь Елизавету Испании, сына Франциска сосватать с королевой Шотландии, и устроить несколько договоров по поводу своих младших детей.
Но Серсея всегда стояла особняком его чувств, король будто боялся отпустить куда-то свою старшую дочь. Он бы в жизни не выдал дочь замуж без её согласия, поэтому Серсея могла понять, почему у этого мужчины не было вариантов, кроме похищения. Конечно, она не хотела этого, но всё равно ― что-то логическое, ужасно простое и элементарное было в этом плане.
― Тем более. И вы до сих пор не замужем. Так что, думаю, меня бы ждал отказ. Твёрдый и решительный.
― Не спорю, скорее всего да, ― не стала отрицать принцесса.
― Ну вот, ― Лев прищёлкнул пальцами. ― А я не переживу Вашего отказа. Поэтому мы пойдем более лёгким путем.
― И каким это?
Не то чтобы Серсею это волновало ― её единственным желанием было убраться отсюда как можно дальше, вернуться к семье, к любящей матери, царственному отцу, брату Франциску, который защитил бы от всех ― и от ночных кошмаров, и от людей. Вернуться туда, где было безопасно. Ей вовсе не было интересно, каким способом этот ублюдок хотел на ней жениться.
― Деньги решают все проблемы, Вам ли этого не знать, ― Лев хохотнул. На лице Серсеи не дрогнул ни один мускул. ― Я подкупил священника, и он обвенчает нас перед лицом Господа. Потом ― мы проведем вместе ночь. И у Вашего отца не останется выбора, кроме того, чтобы признать наш брак действительным.
Происходи это с кем-нибудь другим, Серсея, наверняка, даже улыбнулась бы, рассмеялась, поразившись гениальности плана. Она и так изумилась, но факт того, что это происходило с ней самой, отнюдь не радовал. Страх ― противный и липкий, как испортившейся сироп ― обволакивал всё изнутри, отравляя, едва ли не парализуя до нервных обмороков, и только особыми усилиями она заставляла себя сидеть спокойно, разговаривать и даже усмехаться. Никто бы в жизни не догадался, какие чувства одолевали королевскую кобру.
― Возможно. Но кто сказал, что я не стану вдовой спустя несколько часов? ― Серсея улыбнулась, скрыв за бравадой страх. Даже не страх, а натуральный ужас. ― А насилие… что же, его я переживу. Чтобы увидеть, как вы сдохните от яда, который будет поджидать Вас где угодно ― в воде, в еде, в вине, даже на Ваших простынях и на Вашей одежде. Я буду смотреть, как Вы корчитесь в муках, а потом дам Вам противоядие, только чтобы увидеть как Вас растянет на дыбе или привяжут к лошади и пустят её по всей Франции, после чего Ваша голова, прямо в этой маски, украсит пику дворца. Вы умрете, и Ваша смерть не будет почётной, а унизительной и презренной. А я переступлю ваш прах и забуду, едва он развеется.
― Вы поразительно жестоки! ― рассмеялся Лев, а после просто выдал, будто говорил эти слова Серсее каждый день. ― Я люблю Вас.
Серсея не сдержала истеричный смешок. Вот значит как. Она перебрала весь французский двор, вспомнила всех, кому вредила за всю свою жизнь, а её похищают просто ради… брака? Какой-то несчастный, влюбленный в неё отчаявшийся мужчина ― или даже мальчишка?
― Я Вам сочувствую, ― ответила она. Девушка не могла молчать, не могла не злиться, не исходить ядом, не скрипеть зубами от отвращения и непонимания.
Лев усмехнулся. Он встал, подошёл к девушке, протянув к ней руки, и в это мгновение её нервы не выдержали. Девушка схватила со стола какую-то перьевую ручку, с острым наконечником, и со всей силы вонзила в руку льва. Мужчина удивлённо вскрикнул, отшатнувшись, а тигр метнулся к нему с криком «Господин». Сильные руки Барсука сомкнулись на плечах Серсеи. То ли удерживая её на месте, чтобы принцесса получила своё наказание за нападение, то ли чтобы вовремя защитить девушку, как раз-таки от этого наказания.
Единственное, что он сделал ― забрал ручку и засунул в карман штанов.
В комнате повисло молчание. Лев прижимал к себе раненую руку, из отверстия от ручки сочилась кровь, слабо заметная на чёрной перчатке, но Серсея видела её так же ясно, как если бы одежда льва была белой. Тигр стоял, смотря на неё, сжимая и разжимая кулаки, словно вот-вот ударил бы её.
И вдруг в этой тишине, тяжесть которой Серсея ощущала, будто она была физической, раздался сначала смешок, а потом смех Барсука. Она развернулась, наградив его таким же удивленным взглядом, как и его соратники. Шокированная и измученная принцесса смотрела на наёмника во все глаза, ощущая себя так, словно колотила в закрытую дверь.
― А принцесса бойкая, ― заметил он, а потом заглянул в лицо Серсеи. ― Бойкая — это хорошее слово.
― Я знаю, что значит бойкая, ― раздражённо заметила Серсея.
― Мы с господином пойдём обработаем ему руку, ― сказал Барсук. ― А ты сторожи принцессу. И аккуратнее, ― лица девушка не видела, но почему-то явно поняла, что на лице мужчины расцвела ухмылка, и, кажется, тигру она не понравилась.
Барсук и Лев покинули комнату, закрыв за собой дверь. Принцесса было свободно вздохнула, как вдруг Тигр шевельнулся и медленно, словно сдерживая себя из последних сил, повернулся к ней. Девушка отшатнулась ― ярость, которую он испытывал, ощущалась почти физически. Она вдруг поняла, какую ошибку допустила, оставшись наедине с этим человеком ― Лев был в неё влюблен, Барсук испытывал хоть что-то, отдалённое на уважение, а Тигр… Тигр её откровенно ненавидел.
― Ах ты проклятая сука Медичи, ― с пугающей, невероятной злостью прошипел тигр. Даже в узких разрезах глаз маски Серсея увидела, как сверкнули бешеной яростью мужские глаза. Она посмотрела на него полными ужаса глазами, на мгновение потеряв дар речи. ― Как ты смеешь так говорить с моим господином, нападать на него? Как ты смеешь?
Серсея однажды видела бешеную собаку. Ей было тринадцать, и зверь внезапно выскочил из псарни прямо на неё. Они замерли друг напротив друга, принцесса и пёс, и девочка старалась даже не дышать. Псари, напуганные, выскочили следом, держа в руках длинный нож для разделки мяса, так что ни малейших вариантов в том, что должно было случиться с псом у Серсеи тогда не возникло.