Серсея слегка наклонилась к ним и заговорщически подмигнула.
― Никому не говорите, но на самом деле это я приворожила Нострадамуса, ― доверительно шепнула она. Нострадамус за её спиной подавил смех, хотя его тихую усмешку она услышала.
― Но ты же не колдунья! ― воскликнул Генрих, и Серсея снова рассмеялась. Не так истерически, как до этого, но с искренним удовольствием.
― Женщинам не надо быть колдуньями, чтобы привораживать мужчин, ― сказала она и поочерёдно поцеловала братьев в лоб. Эркюль довольно поморщился, когда сестра прикоснулась губами к нежной щеке. ― Бегите играть, мальчики.
Они вышли, любезно прикрыв за собой дверь, и девушка выпрямилась.
― Знаешь, это очень интересный вопрос! ― внезапно серьёзно заявила принцесса, но Нострадамус видел, что ей всё ещё весело от мысли, высказанной маленьким принцем.
― Значит, меня раскрыли. Что же, да ― я подлил тебе любовное зелье в чай и заставил в меня влюбиться, ― с наигранным сожалением произнёс прорицатель. Тут он не стал мелочиться и собственнически обнял её, прижимая ближе, насколько это было возможно. Серсея усмехнулась.
Её приступ немного напугал его. Серсея никогда не была склонна к истерикам, но проблема состояла в том, что она, как и Франциск, как и почти все дети Екатерины, кроме дерзкой и взрывной Клод и пока ещё маленькой, но уже горячительной Марго, учились скрывать свои истинные эмоции. Еще до того, как Нострадамус узнал, что Серсея станет его женой, понял, какая она на самом деле, она казалась ему прекрасным, но холодным цветком, что навечно застыл в зиме и никогда не расцветет по-настоящему.
В их отношениях это проблемой не было, Серсея никогда не скрывала свои чувства и эмоции, находясь рядом с ним, но что-то могло быть ей в новинку. Признание в любви, например. Нострадамус ещё не получал ответ на свои признания, хотя точно знал, что жена его любит. По сути, этого знания ему хватало, он не хотел требовать от Серсеи этих слов. Такие чувства всё ещё были для неё новыми, она всё ещё к ним не привыкла, и Нострадамус ожидал их услышать уже после рождения сына. Но многие чувства в ней были закрыты, заморожены, и Серсея не выставляла их на показ.
Поэтому он с опаской ожидал вот таких вот всплесков. Во время беременности сама суть женщины меняется, и хотя при остальных Серсея продолжала себя контролировать и делала это с легкостью, иногда случалось нечто похожее. Как её слезы в лазарете и горькое признание о равнодушие ― которое сейчас, как замечал прорицатель, уже прошло ― как её смех сейчас. Пару раз она могла плакать в тишине спальни, переживая минувший день и его не всегда приятные последствия. Нострадамус слабо представлял, как ей помочь в такие моменты, и мог лишь крепко обнимать, радуясь, что она не отстраняется. Серсея даже не переставала плакать ― просто утыкалась лицом ему в руку, прижимаясь спиной к груди, и продолжала бесшумно лить слёзы, слегка подрагивая всем телом. Наутро они оба делали вид, что ничего не было.
Нострадамус знал, что с годами это может не пройти. Взрослея, Серсея будет все больше походить на свою мать Екатерину ― властную и сильную, но сдержанную и почти безэмоциональную королеву Франции, которая даже со своими детьми не всегда была открыта. Но за это прорицатель не переживал ― Серсея не является королевой, её жизненный путь будет проще, а значит и чувства к родным и близким она будет высказывать по-другому. А с другими… пусть ведёт себя как хочет. Нострадамус и сам не тяготил к выставлению своих чувств на публику, так что они с Серсеей определённо нашли друг друга.
― Я же не могла влюбиться в сильного, умного, преданного и заботливого мужчину просто так, верно? ― усмехнулась супруга, обнимая его за шею.
Нострадамус погладил её по шее. Кожа принцессы была мягкой, тёплой и такой же белоснежной. Нострадамус любил, едва касаясь, проводить по ней пальцами, ловя дрожь, пробегавшую по телу Серсеи следом, любил гладить её, любил целовать, любил делать всё, отчего в глазах холодной королевской кобры загоралась страсть.
― Верно.
Она приподнялась на носках и прильнула к его губам. Она знала, что он хотел поцелуя, но не знала, насколько: их поцелуй оказался одновременно нежным и страстным — у неё подкосились ноги, когда их языки яростно встретились у неё во рту, а рука Нострадамусу коснулась её волос, окончательно освобождая их.
Но в какой-то момент Серсея перестала отвечать. Мужчина, удивлённый, отстранился, глядя в её внезапно блеснувшие глаза.
― Что такое?
― У меня появилась идея, ― с каким-то неясным ему восторгом произнесла принцесса.
***
Серсея тихо вскрикнула, почувствовав лёгкий толчок изнутри. Она опёрлась на подоконник, судорожно выдыхая, стараясь при этом дышать ровно.
― Принцесса, ― раздался рядом тихий голос. ― Как Ваше самочувствие? ― обеспокоенно спросила фрейлина Марии.
Лола нравилась Серсеи, без лишних оговорок. Прожив при дворе всю свою жизнь, она видела много женщин ― умных и глупых, красивых и не очень, ветренных и преданных. Лола соединяла в себе все те качества, что Серсея ценила в девушках ― она была умной, красивой и при этом верной. Леди Нострдам ещё больше ценила бы эти качества, если бы они служили на её благо.
Потому принцесса видела, что Лола недовольна сложившейся ситуацией. Она была педантичной и собранной, и поэтому для неё интриги Марии считались предательством, обманом, она их не одобряла, даже если цель у них была благая ― спасти Франциска. Поэтому всё чаще и чаще, Серсея видела её в отдалении от молодой королевы Шотландии, что становилась хмурой и настороженной. Даже когда Мария уехала вместе с той беременной девкой Баша, Лола отказалась идти в темницу к Екатерине и устраивать шоу перед королевой.
― Леди Лола, ― слабо улыбнулась Серсея. ― Оставляет желать лучшего. Может, вы поможете мне?..
― Да, конечно. В лазарет? ― с лёгкой сочувствующей улыбкой спросила Лола, обхватывая Серсею за талию и аккуратно беря за запястье руки, чтобы принцесса могла схватиться за неё. Серсея выпрямилась, насколько это было возможно, и они неспешно направились в сторону лазарета. Лола в очередной раз подивилась отсутствию фрейлин рядом с беременной дочерью короля, но Серсея предпочитала тишину и не хотела видеть рядом с собой лишних людей.
― Скоро смогу находить дорогу туда с закрытыми глазами.
― Неплохой навык. Хоть и удручающий, ― рассмеялась Лола, и Серсея в очередной раз отметила, какой всё-таки красивой была эта девушка.
Жена прорицателя по-своему нравилась Лоле. От неё не веяло высокомерием и надменностью, как от её матери, и чувства опасности и страха не находило на Лолу, едва она замечала Серсею. Кроме того, она не могла отрицать, что девушка искренне переживает за судьбу своей приемной матери и единокровного брата, и причин для войны с Марией у неё более, чем предостаточно. Лола это уважала, она уважала верность и преданность, способность дать слово и отвечать за него. Принцесса Франции была немного старше Марии, но поразительно отличалась от молодой королевы Шотландии, и Лоле преступно думалось, что именно такой должна быть настоящая королева.
Кроме того, с этим своим животом леди Нострдам была ещё более очаровательна. Беременность и скорое материнство делало её более мягкий и спокойной, более нежной, даже внешне она будто излучала свет. Говорят, что от беременных женщин исходит какое-то особое сияние, они словно светятся изнутри, и теперь шотландка это видела. Лоле хотелось находиться рядом с ней.
Франциск вышел из очередного поворота, расслабленный и какой-то даже веселый, но всё его веселье испарилось, когда он заметил сестру и поддерживающую её Лолу. Дофин побледнел, в глазах его мелькнул испуг, и он с необычайной скоростью оказался рядом.