Она сжимала его руку и что-то говорила, пока их руки не расцепили и не оттеснили Серсею за дверь. Очевидно, она плакала. Перед глазами у леди Нострдам стояла пелена. Она без сил прислонилась к стене и грубо отослала служанок, что крутились вокруг неё стайкой оголтелых, громких птичек. Сейчас Серсея ненавидела их всех, чтоб они все провалились. Вот бы они все умерли, а Нострадамус остался жив.
― Ваша светлость? ― раздался тихий голос Лолы, и Серсея сосредоточилась на нём. Она перевела взгляд на фрейлину ― та смотрела обеспокоенно, и ещё больше Лола испугалась, когда девушка начала сжимать свой живот. ― Вам больно? ― взволнованно воскликнула она. Потом взгляд девушки скользнул вниз, и она увидела кровь. ― Я позову лекаря!
― Нострадамус… ― простонала Серсея, медленно опускаясь вниз по стене. Лола тут же оказалась рядом и подхватила дочь Екатерины, не удержав её, но проследив, чтобы та села аккуратно.
Несмотря на всё произошедшее, Лола уже не обижалась и не злилась на Серсею. Той частью сердца, которая принадлежала матери и семье, Лола понимала, почему Серсея так поступала. Она любила Екатерину как родную мать, обожала в ней королеву и не могла допустить её смерти. Смерти из-за интриги молодой королевы Марии, которая не могла успокоиться и уехать, чтобы спасти жизнь любимого. Лола любила свою страну, хотела, чтобы её защищала Франция… Но Мария могла найти более выгодный союз, а не пытаться убить королеву Франции и устроить переворот.
В последнее время Лола думала об этом часто, и всё чаще взгляд её обращался к Франциску. Как, вероятно, ему было тяжело…
Кроме того, вид беременной девушки не мог оставить равнодушным юную Лолу. Она иногда встречала Серсею в коридоре или в саду, где в радостном ожидании Серсея вальяжно прогуливалась по замку, горделиво выпячивая живот. Беременность сделала её счастливее, спокойнее и увереннее в себе − способность к рождению здоровых и крепких детей делало её чисто по-женски счастливой, гордой собой, что она может выносить ребёнка любимого мужа. Серсея чувствовала, будто выполнила невероятно сложную задачу, за которую её ждут почести и безмерное уважение. И Лола завидовала ей белой завистью: она тоже надеялась, что в будущем сможет испытать такое светлое чувство, когда в тебе растёт новая жизнь.
Из комнаты вышел лекарь, и на вопросительный взгляд Лолы пояснил, что прорицателя серьёзно ранили в шею. Кровь смогли остановить, но теперь рану надо было промыть и зашить, чтобы она не загноилась, и всё это надо было сделать быстро.
― Я пока заберу Серсею в свои покои, ― решила Лола, сжимая плечи принцессы. Она обхватила её за плечи и помогла аккуратно подняться. — Вот так, Серсея, пойдем…
Поддерживая девушку, которая молчала и слепо смотрела вперёд, Лола довела Серсею до своей комнаты. Принцесса без выражения посмотрела на собранные сундуки ― завтра Лола и Франциск должны были отбыть в Париж. Где-то на задворках сознания Серсея вспомнила, что радовалась ошарашенному лицу молодой королевы Шотландии, когда та услышала эти новости, она даже попыталась поговорить с Франциском, но брат ответил, что она ему никто, чтобы диктовать условия и высказывать недовольство.
С Лолой разговор тоже не был успешным ― фрейлина рассказала, что после того, как Лола сказала своей королеве о безопасности такого путешествия, у королевы закончились аргументы. Иначе это выглядело бы так, что Мария хочет и бастарда, и дофина, ревнует Франциска к Лоле настолько, что готова отправить подругу одну в такое путешествие с незнакомыми стражниками. Лола рассказывала об этом, когда они с Серсеей пили чай в саду; в последнее время, компания беременной дочери самой умной, коварной и хладнокровной женщины в стране стала для Лолы предпочтительнее, чем компания осуждающих подруг и вечно недовольной Марии.
В своей комнате она уложила Серсею на кровать, заботливо укрыла одеялом и присела рядом, не зная, что ещё можно сделать.
― Вы хотите что-нибудь? Возможно, чай с мятой? ― мягко спросила Лола.
― Нет. Спасибо тебе, ― пробормотала Серсея, и вскоре её накрыл тяжёлый, беспокойный сон. Лола поняла, что принцесса потеряла сознание. Она послала слугу за лекарем, а сама осталась у своей постели, держа Серсею за холодную руку и поглаживая по светлым волосам. Мягким и красивым…
…Как у Франциска.
***
― … она была напугана, вот я и оставила у себя. Всё же, ей было лучше, чем одной.
Кто-то ответил, однако сквозь сон Серсея не различила голос, узнавая только мелодичный и красивый голос леди Лолы. Она попыталась открыть глаза, и у неё это даже получилось, но едва увидев темноту за окном, она снова провалилась в тяжёлый сон, сквозь который продолжала видеть всё, как в тумане.
― Серсея, ― позвал голос, и девушка дёрнулась, узнав его. Её погладили по голове, и она открыла глаза. Зрение расплывалось из-за слёз, которые даже во сне застыли у неё на глазах, и Серсея поняла, что если сейчас закроет их, то снова провалится в тяжелый, парализующий сон. Поэтому с силой потёрла глаза, не думая о том, что они покраснеют ещё больше, и наконец-то увидела того, кто её разбудил.
― Нострадамус… ― выдохнула она, и, как ребенок, слепо потянула к нему руки. Мужчина тут же обнял её, прижимая к себе ближе.
Он был удивлен, когда, придя в себя после нападения Клариссы, узнал, что Серсея ночевала в покоях Лолы. Несмотря на все увещания врача о том, что ему надо оставаться в кровати, и что время ещё слишком раннее ― только пять утра ― прорицатель решительно направилась к комнате фрейлины королевы Шотландии, которая встретила его темнотой и холодом. Ни одна свеча не освещала спальню, ни одна деревяшка в камине не давала тепла. Не плотно накрытая одеялом Серсея лежала в кровати Лолы, подставив оголенные плечи по-настоящему морозному воздуху и каким-то чудом умудрившись уснуть в ледяной обители.
Сама Лола спала на кушетке, укутавшись в три или даже в четыре одеяла, и быстро проснулась, когда Нострадамус открыл дверь. Видимо, спросонья, она не сразу поняла, что прорицатель делает у неё в комнате, но поняв, что сама она лежит не в кровати, вспомнила минувшие события.
― Как Вы себя чувствуете? ― хрипло спросила Лола шепотом, бросая мимолётный взгляд на Серсею. Платье фрейлины помялось, волосы растрепались, и выглядела она не выспавшейся.
― Думаю, я больше напугал её, чем действительно был в опасности, ― сказал Нострадамус, нахмурившись, и, недовольный собственный мыслью, остановился. ― Почему она ночевала здесь?
― Серсея вчера весь вечер проплакала, не хотела ни есть, ни пить, ― Лола тяжело вздохнула, и у неё самой на глазах мелькнули слезы. ― Она была напугана, вот я и оставила у себя. Со мной ей было лучше, чем одной.
― Да, ― согласился Нострадамус. ― Спасибо, леди Лола, ― искренне поблагодарил он.
Лола машинально кивнула, а сам мужчина бесшумно подошёл к жене и вгляделся в расслабленное лицо. Во сне, тихом и безмятежном, оно казалось ещё красивее и моложе. Глаза её немного опухли от слёз, она сама немного побледнела. Лола бесшумно зажгла камин и закрыла окна, после чего вышла из комнаты, чтобы дать супругам немного времени, но прорицатель, несмотря на искреннюю благодарность, не рассчитывал оставаться здесь дольше положенного.
Серсея проснулась, едва он позвал её.
Он коснулся лица Серсее, сжал протянутые руки.
― Ты замерзла, ― мрачно констатировал он. Серсея слабо кивнула, смотря на шов у него на шее. Нострадамус отстранился, сдёрнул с плеч меховую накидку, которую всегда носил, завернул в неё Серсею и поднял на руки, чувствуя, как ледяные, даже сквозь рубашку, пальцы вцепились в его плечи.
― Как ты? ― хрипло спросила она.