Если бы кто-то спросил Серсею, вернулась бы она назад и исправила это, то она бы сказал «нет». Правда, возможно, принцесса подарила бы ему безболезненную смерть ― он бы уснул и не проснулся. А теперь Серсея не знала, что было хуже.
― Пора, ― сказал стражник. Баш дёрнулся, словно сопротивляясь какому-то невидимому врагу. Тонкая струйка крови медленно и обильно хлынула из его носа. Себастьян оттёр её мозолистой ладонью и, бросив быстрый, последний счастливый взгляд на отца и сестру, взбежал вверх по трапу, счастливо смеясь. Поднимаясь и глядя на них с палубы, он желал отцу, сестре и Нострадамусу всяческих благ. Серсея прикоснулась ко лбу — покрытая потом кожа показалась под рукой слишком холодной. Голова её закружилась…
… и всё же она ощущала в себе силу. Если девушка оглянется, то она пропала. Принцесса сделала это для семьи и должна была упорно смотреть в будущее, отгоняя тоску. Екатерина научила её, что Серсея должна идти вперед, не позволяя себе остановиться ни на секунду, поскорбеть или посмеяться, повспоминать и ужаснуться. Вперед и вперед, пока впереди не останется ничего, кроме гроба, в которое опустят тело принцессы. Только тогда она сможет принять всё прошлое и осознать это.
Один из стражников, что поднялся с бастардом на палубу, посмотрел на принцессу и кивнул. Наёмник Габриеля, которого она попросила проследить за тем, как Себастьян доберется до горного монастыря вблизи Рима. Хватит с него, теперь бастард мог отдохнуть от двора, который ненавидел, и от людей, которые ненавидели его.
Серсея задумалась, а не будет ли её конец чем-то похожим? Но тут внутри неё толкнулся ребёнок, и она покачала головой. Про смерть ей думать было рано, слишком рано, ведь вскоре она должна была дать жизнь новому человеку.
***
Генрих разрешил ей сделать любой праздник, по её желанию, и Серсея бросила на это почти все силы. Двор и правда уже давно лишён радости. Король был потерян, это видело всё его близкое окружение. Он с трудом подобрал слова, занимаясь самобичеванием. Он был жесток со своей семьей, желая убить верную ему жену и лишить детей их матери, и после отплытия Баша осознал это ещё лучше.
Поэтому он позволил Серсее устроить праздник. Это поднимет и ей настроение, что в положении пойдёт дочери на пользу, и усмирит аристократию, показав, что балом снова правит прежний порядок. Королева Екатерина Медичи жива и здорова, и всей Франции стоило об этом узнать. Жаль, что Франциск скорее всего не успеет к этому торжеству, но ничего ― можно и позже ещё раз отпраздновать, уже возвращение дофина.
В назначенный день тронный зал благоухал ароматом цветов, несмотря на снег за окном. Придворные шептались по углам, рассматривая огромный, многоярусный и разноцветный торт. Когда пришёл король, гости сразу набросились на еду и вино, перемежая их танцами. Сегодняшний праздник действительно отличался ― было в нём больше яркости, больше торжества. Этому служило и богатое оформление зала, и торжественная музыка, и белоснежные одежды гостей.
Серсее хотелось выпить, испробовать лучшие образцы из погребов Франции, отвлечься от измучивших событий, но ребёнок в её животе не позволял этого. Принцесса лишь выпила воды, закусила свежими фруктами, коротко общалась с жаждущими позлословить придворными, наблюдала за тем, как играют малыши ― Карл, Генрих, Марко и Эркюль были здесь, в замечательных костюмах, и наблюдать за ними было одно удовольствие.
Серсея разговаривала с какой-то герцогиней, когда к ней подошла Екатерина. Герцогиня откланялась, оставляя мать и дочь наедине.
― Этот праздник прекрасен, ― улыбнулась королева. ― Спасибо, моя дорогая.
― Надо напомнить всем о том, кто такая королева Франции. Кроме того, малыши по Вам скучали.
Екатерина кинула полный нежности взгляд на играющих чуть поодаль детей. Их всех редко приводили на такие балы, но тут Серсея настояла, и теперь принцы и принцесса Франции с радостью веселились, радуясь и тому, что темнота начала рассеиваться.
― И как Генрих тебе не запретил?
― Он… проявил понимание, ― сказала она. Это слово подходило больше всего. Генрих был опечален всем происходящим в его доме, но не помешал дочери устроить праздник. Для них он означал победу, для короля ― возможность отдохнуть от всего. Он даже пригласил Екатерину на несколько танцев, чего не происходило уже давно. Даже Екатерина скинула тревоги и страхи прошедших дней и от души отдалась торжеству в её честь.
Король Генрих… Он пребывал в странном расположении духа. С одной стороны, безумие сына и чувство собственной вины всё ещё давило на его сердце тяжелым грехом. С другой же он испытал огромное облегчение, ведь какой-то груз он теперь скинул ― ему не было нужды убивать свою жену, мать своих десятерых детей, настоящую мать Серсеи. Несмотря ни на что, он хотел сохранить Екатерине жизнь. Правда была в том, что Генрих тоже всегда любил свою жену и знал, что несмотря на то, что многие года они были холодны с друг другом, он любил Екатерину.
Диана де Пуатье всегда была в его сердце, они пережили многое вместе, она родила ему первенца, но теперь она мертва, а Екатерина… Екатерина всегда стояла особняком его чувств. Диана была его другом, а Екатерина ― его союзником. Диана родила ему сына, а Екатерина ― десятерых наследников, и родила бы ещё, если бы не трагедия с близняшками.
Но Генрих никогда не мог понять ― а главное, простить, ― то, что случилось с Серсеей. Если бы Диана приняла свою дочь, если бы любила, Генрих бы носил её на руках, потому что его самого маленькая принцесса зачаровала с первых минут своего рождения. Да, эти роды были ужасны, но тогда впервые Генрих подумал о том, что ради своих детей готов пожертвовать Дианой. Пусть бы она умерла, а Серсея жила. При этом, он никогда не желал смерти Екатерине и всегда ставил на неё, если приходилось выбирать.
Генрих не простил то, что его любимая дочь была отвергнута. Нет, не простил и никогда не сможет простить. Он любил Серсею более, чем всех своих дочерей, наверное, из-за того, что та вбирала в себя лучшие качества дома Валуа и дома своей приёмной матери Медичи. Генрих был рад, что она оказалась достаточно смелой, чтобы спасти Екатерину и пойти против отца.
Королева Шотландии Мария Стюарт на балу не появилась. Она вообще почти не выходила из своей комнаты, Серсея её не видели уже долгое время, но от дам из Летучего эскадрона Екатерины она узнала, что Мария не покидает свои покои, потому что боится. Теперь Баша не была, и её судьба была простой ― она должна была стать женой Франциска, или её страна будет медленно умирать. Франциск, который ушёл из дворца и который её уже точно не любил, которого она предала.
Правда, Мария верила, что всё ещё может вернуть. Так или иначе, но она всё ещё любила дофина Франции и надеялась, что своей любовью может всё исправить. А пробудить чувства во Франциске она сможет, точно сможет.
Однако, Екатерина и Серсея всё ещё верят, что Мария принесёт смерть Франциску. Мария сама этого не хотела, да и если Франциск умрёт, она не сможет помочь Шотландии. Девушка попала в ловушку и до сих пор не знала, как из неё выбраться.
Королева и принцесса Франции стояли в стороне, разговаривая о чём-то, когда их прервали.
― Ваше величество, ― Нострадамус появился, словно сотканный из теней и ярко-оранжевого пламени. ― Простите, я украду у Вас свою жену. Позволишь? ― Нострадамус склонился перед ней в галантном поклоне, после чего предложил свою руку. Серсея сначала хотела отказаться ― не в её положении танцевать, но волшебство вечера захватило, и она светло улыбнулась мужу.
― Конечно.
Екатерина проводила их лукавым, довольным взглядом. Кто же мог подумать, что союз, который Генрих создал из-за какой-то шутки, и минутные чувства к друг другу, могут вылиться в нечто столь прекрасное. В великую любовь.
Несмотря на беременность, принцесса не потеряла привычную грацию и лёгкость. Конечно, энергичные, быстрые танцы были не для неё, но лёгкий и плавный вальс ― самое то. Кроме того, в руках Нострадамуса было безопасно и надёжно. Она легко следовала за сильной мужской рукой, вновь ощущая себя маленькой принцессой, мир которой крутится вокруг красивых балов, смелых и верных рыцарей и прекрасной Франции.