А ещё он желал её. С этим становилось бороться всё труднее ― привлекательность жены только усиливалась, когда она осторожно расстегивала платье, обнажая белоснежную округлую грудь с увеличившимися розовыми сосками. Да, иногда выстраданное благородство Нострадамусу отступало ― иногда прорицатель просто хотел получить свою жену назад и увидеть признаки того, что Серсея к этому готова.
Но Нострадамус не был мальчишкой, он был взрослым мужчиной, мужем и отцом, и достаточно сильно любил свою жену, чтобы на первое место поставить заботу о матери своего сына и трепетную любовь к их ребенку.
Она положила свою руку на его, держа сына другой, и посмотрела на него ― спокойно и размеренно.
— Это правда? ― внезапно тихо спросила она. ― Мой сын умрёт?
Нострадамус посмотрел на неё почти ошарашенно. Казалось, именно они с Серсеей верили в лучшие, почему же она?..
― Врачи говорят…
Серсея поморщилась и покачала головой.
― А что говоришь ты? ― сказала она, и в её тоне он услышал проблески прошлой королевской кобры. Не матери, но той, которая готова вешать и казнить ради блага своей семьи. ― Прошу, скажи мне. Я хочу знать правду, какой бы она не была.
Он посмотрел на неё, на её расширившиеся зрачки, крупные капли пота на бледной коже, не прикрытое одеялом, несмотря на холодную погоду, тело, и понял ― она действительно должна знать правду. Серсее надо было знать, к чему готовиться, потому что, если сейчас он ей солжет или откажется посмотреть в будущее, и Сезар умрёт, она не сможет его простить очень и очень долго, а он не сможет жить, зная, что потерял и сына, и любимую женщину из-за собственной трусости.
Нострадамус передал сына на руки Серсеи, и та прижала ребёнка к себе. Тот, ещё мало что понимая, тем не менее выдал весёлое фырканье, почувствовав себя на руках у матери. Нострадамус обнял ноги жены и уткнулся лицом ей в колени, напряженно замерев. Спустя мгновение, он почувствовал руку Серсеи в своих волосах.
Какое-то время Нострадамус не шевелился, потом его тело забила крупная дрожь, хватка на её ногах усилилась. Картина будущего замелькала перед его глазами. Если бы Нострадамус находился в привычном состоянии, он бы ощутил липкий страх, струящийся по позвоночнику. Тот самый страх, который сложно объяснить и который почти всегда является предвестником грядущих потрясений. Но тут не было ничего… словно он просто заснул и видел яркий, желанный сон.
Лошадь послушно сошла с места, юный наездник старался держать спину ровно, как его учили. Спустя некоторое время, когда мальчик держался в седле увереннее, он пустил её легкой рысью. Легко, пружинисто подскакивал в седле, был крепким и высоким, хотя едва минуло ему лет десять.
Серсея была яркой, сияла, точно звезда. Решимости и деловой хватки на семерых с лихвой. Юркая, шустрая и боевая. Маленькое храброе огниво. Ни дать ни взять дикая лисица ― как настоящая змейка. Золотые кудри непослушные, взгляд с поволокой, не хочешь, да вновь на неё глядишь.
― Мама! ― засмеялся он. ― Смотри, у меня получается!
Это был Сезар, Нострадамус сразу узнал сына. Да и как он мог этого не сделать.
― Ты молодец, ― похвалила Серсея, подъезжая ближе. Страсть под ней взбрыкнулась. Леди Нострдам положила одну руку сыну на спину, а другой приподняла подбородок. ― А теперь спину ровнее и голову выше.
Нострадамус, как это всегда было, видел не себя, а своими глазами. Поэтому он почувствовал, как ноги сорвали его с места.
Картинка быстро переменилась ― вот уже Сезар соскочил с лошади и несётся к нему. Серсея элегантно спешилась и поспешила к ним.
― Папа! ― крикнул мальчик, подлетая, но по какой-то причине Нострадамус не подхватил его, как всегда, того желал, а немного наклонился.
― Сезар! Как тебе, понравилось?
― Да. Мне очень нравится ездить с мамой верхом. Дай мне её!
Нострадамус увидел, что в его руках сидит девочка лет четырех, которая внезапно вытянулась и потянулась к Сезару. Он засмеялся и взял её. Серсея обняла мужа ― Нострадамус не видел её, но чувствовал теплоту её рук и её любовь.
Сезар какое-то время ворковал с сестрой, а потом внезапно серьёзно посмотрел на родителей своими зелёными глазами и заявил:
― Вы знаете, я всегда буду её защищать. Я буду защищать всех своих братьев и сестёр…
Нострадамус крепко обнял свою жену и прижал к себе, вдыхая аромат её волос.
На том видение и кончилось.
Серсея смотрела на него с ожиданием. Он покачал головой и с силой сжал переносицу.
― Нет? ― сипло произнесла Серсея. Жест Нострадамуса можно было истолковывать по-разному.
― Нет. Он не умрёт. Сезар будет жить. Уже скоро он поправится.
Серсея крупно вздрогнула и откинулась на спинку кровати. Нострадамус поднял голову, будто испугавшись, что жена потеряла сознание, но нет. Серсея плотно сомкнула глаза, слегка качала головой. Она была очень красивой ― не только сегодня, а всегда, но материнство явно пошло ей на пользу. Одетая в простое и теплое платье, она держала на руках новорожденного сына, покачивая и то и дело целуя в хмурившийся лобик. Сейчас прорицатель наблюдал вполне здоровую мать и пухлощекого ребенка, неспокойно ерзавшего в ее объятиях. По щекам Серсеи текли слезы.
Видимо, они действительно справятся.
========== тридцать один. как женщина ==========
Все врачи, повитухи, да даже, казалось, весь двор был поражен. Едва Сезару минул месяц, и он, и мать стали стремительно идти на поправку. Врачи с удивлением диагностировали, что Серсея выздоравливает, что ребёнок набирает вес и становится здоровее, и их словам верили ― король Генрих и королева Екатерина грозились лично отправить на плаху каждого, кто соврёт хоть словом. Но это было правдой, и это видели все.
Когда Сезару исполнилось два месяца, Серсея начала вставать. Конечно, сначала её передвижения ограничивались только комнатой, после ― она смогла сама мыться в ванной, потом преодолевать небольшие расстояния по коридорам замка, а уже через месяц её можно было увидеть в компании фрейлин или мужа, гуляющую с ребёнком на руках по саду. Маленький Нострдам обожал пребывать на воздухе, поэтому балкон в покоях Нострадамуса оказался как нельзя кстати ― положив ребёнка в корзинку под тёплое солнышко, Серсея сама читала, пока довольный сын спал или рассматривал пролетающих мимо птичек.
За время пребывания в кровати Серсее казалось, что она невероятно отупела, поэтому при улучшении она тут же взялась за книги. Если её внимание не было поглощено сыном, она читала, расспрашивала девушек из Летучего эскадрона Её Величества о том, что происходит в замке. Совсем скоро ей предстояло вернуться во французский двор, полный интриг и заговоров, и она должна была быть готовой.
Это смешило, но Серсея быстро нашла объяснение малого интереса к себе. Не то, чтобы это огорчало её, скорее «в тихом омуте черти водятся» ― затишье перед бурей никто не отменял. Но ценность Серсеи внезапно снизилась: она была незаконнорождённой, но любимицей короля и королевы, и неизвестно, какую роль сыграла, если бы вышла замуж за лорда или приближенного советника короля. А тут ― всего лишь прорицатель. Не слишком опасно, но и сбрасывать Серсею со счётов никто не спешил.
Но, на удивление молодой матери, служанки не доносили каких-то особых грязных слухов, которые Серсея ожидала услышать. Всё шло более-менее степенно, что было нетипично для двора и обычно означало скорую бурю. Из того, что касалось конкретно неё, Серсея услышала очень мало: роман с прорицателем дворовые сплетники приписывали ещё до свадьбы, мол, поэтому король решил отдать любимую дочь за не самого подходящего человека. Все с волнением шептались о её здоровье, о ребёнке и говорили, что она выжила только благодаря колдовству Нострадамуса и её матери Екатерины.
Самое интересное заключалось в том, что через два месяца должна была состояться свадьба Франциска и Марии, но при этом все знали, что леди Лола была его фавориткой. Уже ею была. Говорили, что королева Шотландии с криками и истериками изгнала Лолу из своего общества, но аристократку это не взволновало. Марии пришлось смириться с любовью Франциска и её бывшей подруги ― ведь иначе Франциск отказался бы от брака.