Неужели все так плохо? – спрашивала себя Милли, выходя вслед за королевским помощником из зала и улыбаясь людям, которые кланялись ей. Похоже, к тому моменту, когда они с Джанферро останутся наедине, придворные юристы уже подготовят официальные бумаги на развод.
В коридоре она заметила печальное выражение лица Алессо.
– Я втянула вас в неприятности?
– Король не доволен.
Милли закусила губу.
– Я очень сожалею, Алессо.
Тот покачал головой.
– Ничего. Просто мне больно видеть короля таким расстроенным. Он не может управлять страной, имея столько собственных проблем.
– Как он жил без меня? – осторожно спросила Милли.
– Ему было тоскливо.
– Есть ли какое-то неприметное место, куда можно поехать?
– Да, все уже устроено. У супругов Качьяторе есть дом на побережье. Король отвезет вас туда. Там никого нет, и…
Но в эту минуту сам Джанферро вышел в сопровождении дипломатов и слуг. В его взгляде на Милли промелькнуло едва уловимое раздражение, которое лишь усиливала внезапная волна возбуждения, прошедшая по телу. Нет, все-таки без женщин жизнь гораздо проще, с досадой подумал король.
– Пойдем, – строго произнес он.
Забираясь на заднее сиденье большой машины без королевского герба, Миллисента подумала, что вечер вряд ли сулит романтическое примирение. Однако близость мужа, его длинные сильные ноги, мускулистое тело вызывали в ней непреодолимое влечение.
А король всеми силами боролся с желанием прижать к себе соблазнительную красавицу, сидевшую рядом. Но его сдерживали два обстоятельства: присутствие шофера и мысль о том, что, возможно, сегодняшняя эскапада была вызвана стремлением продемонстрировать собственную независимость перед окончательным разрывом.
Если так, нет ли в этом и моей вины? – думал Джанферро.
Всю дорогу они ехали молча, и, когда машина приблизилась к дому, Милли замерла в тревожном ожидании. Открылись ворота, и сигнальные огни ярко осветили автомобиль. Затем муж долго говорил о чем-то с начальником своей охраны. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они остались с Милли наедине.
Комната имела весьма торжественный вид и казалась необжитой, хотя и была обставлена красивой мебелью.
Джанферро тихо прикрыл дверь и пристально посмотрел на жену, словно видел ее впервые. При этом его лицо сохраняло напряженное выражение.
– Итак, Милли, – холодно начал он, – есть какое-то объяснение твоей сегодняшней оригинальной выходке?
Его слова больно ранили Миллисенту. Глядя возлюбленному в глаза, она, запинаясь, ответила:
– Я просто хотела тебя видеть.
– Увидела, и что теперь?
– Неужели ты не можешь сделать хоть шаг мне навстречу?
На лице мужа появилась дежурная улыбка, какой он обычно отгораживался от окружающих на каком-нибудь официальном мероприятии.
– То есть?
Миллисенте хотелось броситься на него, забарабанить кулаками в грудь, крикнуть, что он не может вечно прятаться за этой ледяной маской.
– Я сожалею о том, что сделала, любимый, – произнесла Милли, прямо глядя на мужа и чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза. – Конечно, я не имею права спрашивать, но неужели ты никогда не сможешь простить меня?
Эти слова и выражение подлинного горя на ее лице подействовали на Джанферро сильнее, чем он предполагал. Но он скрепил сердце и безразличным тоном ответил:
– Не знаю.
Миллисенте показалось, что ее ударили. Было физически трудно устоять на ногах, но она уверила себя, что такие серьезные разногласия не разрешить простыми извинениями. И вдруг ужасная мысль поразила как молнией: что, если Джанферро вообще не собирается ничего исправлять?
– И ты не хочешь спасти наш брак? – спросила она дрожащим голосом.
Губы Джанферро скривились в сардонической ухмылке. Это была его фирменная улыбка в далекие холостяцкие годы – однако в те времена расставание с женщиной не приносило такой ноющей боли в сердце.
– А ты считаешь, нам есть что спасать, Милли?
Необходимо действовать решительно, подумала Милли. Глупо ожидать от мужа слов любви. Даже если он и любил ее на самом деле – а в этом Миллисента сейчас сильно сомневалась, – то не мог открыть свои чувства, просто не умел: Короли ведь не читают журналы для женщин, где подробно описаны любовные речи на любой вкус. Единственное, чем Милли руководствовалась в тот момент, было желание любой ценой сохранить хрупкие отношения с самым лучшим мужчиной на свете.