– Вот сейчас мне не верится, что вы драматург, – произнес его белосветлость. – Притом даже начинающий. Вам самой не скучно? «Вы просто вызвались сопроводить меня, чтобы я не ехала одна из столицы…» Бе.
Зигвальд так натурально скривился, что я сложила руки на груди.
– И что вы мне предлагаете? – поинтересовалась я.
– Вообще-то пьесы здесь пишете вы. Но поскольку у вас творческий… как это сейчас модно называть – кризис? Так вот, поскольку у вас он, так и быть. Я предлагаю вам представить меня как вашего будущего мужа.
Невероятно! У них, в смысле в семье эрцгерцогов Барельвийских традиция, что ли, такая? Найти себе девушку, которую можно представить как фиктивную невесту, чтобы… чтобы – что?
– Вам-то это зачем? – интересуюсь я, и сарказма в моем голосе сейчас чуть ли не больше, чем во всем Зигвальде вместе взятом.
– Потому что я хочу на вас жениться, Алисия.
Во мне кончаются слова.
– Зачем?!
– Да, с фантазией у вас сейчас явно какие-то сложности. Зачем мужчина женится на женщине?
– Раньше я бы сказала по любви, но потом пообщалась с вашим братом.
Вот честно, не хотела я этого говорить, само собой вырвалось. Зигвальд тут же слегка помрачнел. Выражаясь его словами, если бы я писала сочинение для гувернантки (или пьесу) это звучало бы так: среди морозного дня внезапно надвинулись тучи, и закрутился густой снежный буран.
– Вашей матери потребуются объяснения, кто я такой, – произнес его белосветлость. – Не только вашей матери, всем, когда мы вместе сойдем с поезда. На секундочку…
Он достал из нагрудного кармана часы на цепочке.
– До этого великолепного момента осталось всего двадцать пять минут. Поэтому я не вижу причин изобретать паровоз, и, поскольку мы на нем уже едем, предлагаю себя в качестве вашего будущего возможного мужа для общества. С остальным разберемся на месте.
Прозвучало это довольно сухо. Не знай я Зигвальда, решила бы, что он на что-то обиделся.
Двадцать пять минут. Двадцать пять минут – и мы в Гризе!
Это не Барельвица, это город, в котором все друг друга знают. Хотя бы заочно. Это небольшой уютный южный мирок, где можно оказаться на незнакомой улице, но обязательно встретить кого-нибудь знакомого, или того, кто знает твоего знакомого и тебя, хотя ты даже об этом не знаешь.
Да, Зигвальд прав.
Нам нужна легенда, и чем быстрее, тем лучше.
Что же, один будущий муж у меня был, а где один, там и два. Я несостоявшаяся будущая двоемужница.
– Хорошо, – говорю я. – Пусть будет так.
– Вот и чудесно.
Его белосветлость подтягивает к себе газету и больше на меня не смотрит, как будто на меня снова упала схема невидимости. Что касается Эдера, тот задирает голову и урчит.
– Давай-ка тебя уберем, дружок, – сообщаю я льву, опускаясь рядом с ним.
Потому что, Пресветлый с ним, пусть по Гризу разнесутся новости, что Алисия Армсвилл приехала с женихом, но если это будут новости, что я приехала с женихом и со львом, боюсь, я этого не переживу. В смысле, даже моя фантазия драматурга этого не переживет. Мне и так еще кучу всего придумывать и молчать о том, о чем на самом деле хочется поговорить.
– Р-р-р-р! – выразительно сказал маджер.
Я прикрыла глаза, пытаясь почувствовать себя в безопасности. Открыла.
Лев никуда не исчез.
– Не получается? – саркастично осведомился Зигвальд.
– Могли бы и помочь, – заметила я. – Вместо того, чтобы просто смотреть.
– Милая моя Алисия, в том, чтобы просто смотреть, есть своя особая прелесть.
Почему-то Зигвальд произнес это так, что я слегка покраснела.
– И в чем же она заключается?
– Вы так забавно хмуритесь, когда у вас не выходит. У вас появляется такая крохотная морщинка между бровей… – Он сдвинул пальцы возле своей переносицы. – Очень милая.
На мгновение показалось, что Зигвальд сейчас сам зажмурится, как довольный кот. У него и движения были кошачьи, такие плавные, тягучие, как у хищника, который лениво развалился на солнышке и пока не собирается на охоту. Если бы при этом он еще так откровенно не смотрел мне в глаза!
– Значит, не будете помогать?
Зигвальд вздохнул. Потянулся за графином, плеснул прямо на столик, и по воде начертил схему, которая вспыхнула оранжевым. От нее повеяло теплом, спокойствием, умиротворением. Мне стало настолько уютно, что даже начало клонить в сон. Я потянулась к Эдеру, но ткнулась пальцами в пол. Лев исчез, а я чувствовала себя так спокойно, как раньше бывало только в детстве.