— Посему, — ответил он, — я имею честь быть вашим троюродным братом.
И повинуясь законам утонченной вежливости, царившим в те времена, два молодых человека поклонились друг другу вторично.
Пораженный услышанным и увиденным, друг Рипарфона, так необдуманно желавший позабавиться его тростью, скрестил руки и остался недвижим.
— Признаюсь, я не ожидал, — произнес Рипарфон, — вдруг получить удовольствие встретить одного из моих родственников в подобном месте и…
Видя, что Рипарфон заколебался, Эктор, улыбаясь, закончил:
— И в подобном наряде?
— Ну, не отпираюсь, — продолжил герцог. — Знаете, я имею привычку говорить, что думаю. Так вот, не скрою, что прежде чем публично признать в вас одного из моих родственников, хотел бы получить соответствующие доказательства.
— Стало быть, вы мне не доверяете?
— Милостивый государь, я всегда смотрел на все, что относится к достоинству нашего рода, очень серьезно. Я горжусь своим именем и не желаю его компрометировать. Вы, правда, кажетесь честным человеком, но я вас, по-моему, не оскорбляю. Ведь моя вполне понятная осмотрительность должна бы послужить вам доказательством, насколько я дорожу теми, кто состоит со мной в родстве.
— Да к тому же, — вскричал его друг с хлыстиком, — мы живем в такое время и в такой стране, где всякие шатаются по полям, охотно выдавая себя не за тех, кто они есть, и пользуясь тем, что им не принадлежит. Совсем недавно я встретил в Шамбери одного мошенника, выдававшего себя за принца, уж не помню для какой надобности. Так мне пришлось его отстегать, чтобы заставить признаться, что он просто лакей и что весь род его был таким же в течение, по крайней мере, десятка поколений.
Солдат взглянул на него, улыбнулся и снова обратился к герцогу.
— Я сам достаточно горд, — ответил он, — чтобы не понять и не извинить за проявление истинной гордости. А теперь, раз уж вы, герцог, хотите иметь доказательства, вы их получите. Первое. Вспомните, что одна урожденная Рипарфон вышла замуж за моего деда, а одна урожденная Шавайе стала супругой одного из Рипарфонов. Вы являетесь, как я предполагаю, внуком первой из них, я — внуком второй, и мы дети двоюродных братьев. Второе. Однажды наши отцы встретились друг с другом. Было это во Вьенне, в провинции Дофине, лет двенадцать назад. Вы, возможно, помните маленького шалуна, скакавшего, как бешеный, на жеребенке, да так, что он чуть не разбил себе голову о стену.
— Ну как же, помню, — перебил его герцог, — хорошо помню. До сих пор вижу глубокую рану, которую он сделал себе на лбу. Еще бы чуть — и он не вынес бы удара…
— Так взгляните, сударь, — в свою очередь прервал солдат, отбрасывая прядь волос, скрывавшую глубокий шрам.
— Довольно, маркиз, — ответил герцог, — как только я стал слушать ваш рассказ, воспоминания нахлынули на меня. Ваша мимика, ваш голос, взгляд, — все напоминает мне прошлое, которое я слишком скоро забыл. Простите ли вы мне это?
Герцог раскрыл объятия, и двое молодых людей обнялись по обычаю того времени.
— Теперь, кузен, позвольте мне представить вам моего друга, графа Поля-Эмиля де Фуркево.
Молодые люди вежливо раскланялись. Но тут де Фуркево взглянул на Эктора и произнес:
— Мне кажется, я проявил невежливость минуту назад, обойдясь с вами чересчур грубо.
— Признаться, я тоже так думаю, — ответил тот.
— Так докажите же, маркиз, что вы и в самом деле забыли мою опрометчивость. Извлеките-ка, пожалуй, на пару минут ту огромную шпагу, за которую по-прежнему держитесь.
— Именно это я и хотел вам предложить.
— Да вы что, господа!.. Одумайтесь! — вскричал герцог.
— Но почему же, — возразил Эктор, — ведь граф говорил несколько…ну скажем, свободно, и я отвечал ему тем же. Знакомство состоялось лишь наполовину, и надо его довершить.
— И я очень этого желаю, — добавил Фуркево. — Я чувствую к вашему братцу, дорогой герцог, удивительную симпатию. Удар шпаги её запечатлеет.
Видя, что герцог колеблется, Эктор и Фуркево продолжили уговоры:
— Чего вы боитесь? — вопрошал первый. — Указов? Судилища маршалов? Бастилий? Но ведь мы в двух сотнях лье от Марли и никто ничего не узнает, а дела идут слишком хорошо, чтобы их затормозить.
— Ей-Богу, дорогой герцог, вы сделались бы свирепее африканского тигра, если бы лишили меня единственного удовольствия, которое может положить конец однообразию моего существования здесь. Вот уже два дня, как я в армии, и все эти сорок восемь часов я ужасно скучал. Теперь же, когда мне представляется случай повеселиться, вы хотите отнять его у меня. Да я лучше соглашусь быть убитым десять раз, чем не драться ни одного. — Так увещевал герцога второй.
— Ну, дорогой кузен, будьте же хоть немного снисходительнее и позвольте нам чуточку подраться. — Понятно, это был Эктор.
Что же вы думаете? Хладнокровие де Шавайе и комическое негодование де Фуркево заставили-таки герцога улыбнуться.