Это у тебя-то? — приглашая жестом садиться, удивился Конан. — В такое невозможно поверить!
— Тем не менее, это так… За твое здоровье, киммериец, — Брегант учтиво поднял кубок с вином и отпил пару глотков, после чего продолжал: — Давеча, когда ехал сюда, в Тарантию, еле отбился от разбойников, а ведь раньше все было нипочем: хоть пятерых сразу мог отправить на Серые Равнины.
— И где это произошло?
— Да прямо рядом с лесом Руазель, — с досадой развел руками Брегант. — Чуть ли не у самой столицы!
— Этот бездельник Гаррах мне смертельно надоел! — Король в раздражении грохнул кулаком по столу с такой силой, что кубки и тарелки подпрыгнули, а шедший к ним служка с подносом от неожиданности чуть не уронил блюда с жарким на пол. — Не в состоянии навести порядок на дорогах королевства, а сколько раз я его предупреждал, что добром это не кончится. Дождется, что загоню его куда подальше… к пиктам, может быть, если уж ты говоришь, что они нынче не те, что раньше?
— Ты не прав, мне кажется, — осторожно заметил Брегант, — там он наделает еще больше вреда, если уж он и впрямь такой болван. На границе стоять — это не по дворцовым мраморам прогуливаться.
— Согласен, старый друг, — кивнул головой Конан. — Я, пожалуй, сделаю вот что: назначу-ка вместо него тебя своим советником, а то ты уже, гляжу, покрылся мхом там, на своих болотах. Тем более, что у тебя, как я помню, и в голове кое-что имеется, а проще говоря, ты — немалый хитрец.
— Ну, уж и скажешь, — явно польщенный похвалой, отозвался старый солдат. — Была, конечно, и у меня на счету пара-тройка удачных военных вылазок…
— Вот я и говорю, — похлопал его по плечу король. — Неразумно держать таких умников где-то в болотах. Преданные и соображающие люди пригодятся и здесь. А лоботрясу Гарраху дам хорошенько в ухо, — с мрачным видом добавил киммериец.
— Угу, — кивнул Брегант, — где приземлится после полета, там ему и место, — и оба старых приятеля с присоединившимся к ним Паллантидом дружно захохотали над немудреной солдатской шуткой.
— Совсем как тогда, у переправы через Хорот… — вытирая выступившие от смеха слезы, повернулся варвар к командиру Черных Драконов.
— Один из твоих солдат врезал офирцу… тот кувыркнулся, точно утенок, и полетел… ха-ха-ха… Помнишь, Паллантид?
Хохот усилился, и все трое принялись вспоминать подробности недавних боев с врагом. Завтрак затянулся, и только робко просунувшаяся в Дверь голова дворецкого напомнила киммерийцу, что пора приниматься за дела.
— Попируйте без меня, — Конан встал из-за стола. — А ты, Брегант, как договорились, перебираешься в Тарантию. Я скажу Публию, чтобы все устроил. Присоединяйся к сыну, а то парня твоего я вижу часто, а отец где-то на рогах у Нергала, — и он, хохотнув на прощание, направился к дверям.
Войдя в Малый зал, король увидел двух человек, сидящих на мраморной скамье под протянутой над ними рукой статуи воителя Алькоя. Оба тут же вскочили и склонились в низком поклоне.
— Ты, Люций, выметайся-ка вон, — без особых церемоний распорядился варвар, — а этот молодец расскажет мне, с чем пришел, — повернулся он ко второму, юноше лет двадцати, статному и еще немного угловатому, но обещающему со временем стать очень сильным. — Только покороче и без особых… — Конан повертел ладонью и, не найдя нужного слова, продолжил: — Сам понимаешь, королевское время дорого. — Он пристально посмотрел на юношу, — Что-то твое лицо мне кажется знакомым… Сколько тебе лет, парень?
— Шестнадцать.
Конан присвистнул:
— А выглядишь гораздо старше. Как тебя зовут?
— Гюннюльф.
— И здесь что-то знакомое, — прищурился король. — Вроде бы в Немедии был у меня знакомец с таким именем. Толком не могу вспомнить… Но ты хотел рассказать об опасности, угрожающей мне, — напомнил Конан, усаживаясь в мраморное кресло. — Так не тяни, поведай, что меня ждет…
— Я родился в Немедии, — начал юноша, — мой отец владел баронством недалеко от Нумалии, а мать была родом из офирских нобилей…
— Постой, постой, — перебил его король. — Я понимаю, что ты гордишься своим знатным родом, но мне об этом знать не очень интересно, клянусь Митрой. Ты обещал моему придворному рассказать о какой-то опасности…
— Да ведь я и рассказываю, — Гюннюльф умоляюще взглянул на варвара, — ты сейчас обо всем узнаешь.
— Ну ладно, — протягивая руку к кувшину, усмехнулся киммериец, — послушаю твою историю, только излагай все-таки покороче.
— Когда мне было двенадцать лет, моя мать умерла от чумового поветрия, а вскоре загадочной смертью погиб и отец. Нас с сестрой взяли на воспитание герцог и герцогиня Хельсингера — владелица замка была родственницей моего отца.
«Хельсингер! — вспыхнуло в мозгу киммерийца. — Ну, конечно же! Ведь Гюннюльфом звали старого герцога, отца Хайделинды! Совсем запамятовал… Ну как же я сразу не сообразил. Хайделинда!»
На Конана нахлынула волна воспоминаний. Несколько лет назад… пять? или четыре? — сейчас варвар уже не мог вспомнить точно, дороги наемного солдата занесли его на север Немедии. Там он познакомился с аргосцем Эрлендом и его подругой — наследницей Хельсингерского герцогства Хайделиндой. Дядя юной герцогини Бьергюльф с помощью колдуна Краутвурста отравил, чтобы завладеть Хельсингером, отца девушки — своего старшего брата, женившись на его вдове, и теперь собирался, устраняя последнее препятствие, убить и Хайделинду. Варвару тогда пришлось немало потрудиться, чтобы вывести на чистую воду новоявленного герцога и уничтожить зловредного колдуна…
— Мой отец, — продолжал между тем юноша, слегка удивленный тем, что король, как ему показалось, вовсе его не слушает, уйдя в свои мысли, — не знаю точно, по какой причине, поссорился с одним чародеем…
— Весьма занимательно, — изрек киммериец, отхлебнув изрядный глоток вина, — но все равно не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. А что, это колдовское племя еще существует в вашей стране? — поинтересовался он. — Помнится, большинство из них окончило свою жизнь на виселице или на костре, барон Амальрик со своим подручным… Орастом его, кажется, звали, постарались. Я сам при этом присутствовал. А одного из них, можно сказать, своими руками прикончил — и за дело, уж больно большой был пакостник.
— Кое-кому удалось избежать справедливой кары, и опасность, исходящая от этих слуг Сета, угрожает не только немедийцам, — грустно кивнул головой Гюннюльф.
— Продолжай, продолжай, — поторопил юношу Конан. Взволнованный воспоминаниями не такого уж давнего прошлого, теперь он по-настоящему заинтересовался историей юноши.
— Этот маг наложил какое-то заклятие на перстень с удивительным фиолетовым камнем и подговорил одного из крестьян, чтобы он прикоснулся им к барону, когда тот объезжал деревни.
— Колдун, наверное, пообещал, что таким образом исполнится какая-то просьба этого крестьянина? — спросил варвар.
— Как ты догадался? — вскричал изумленный Гюннюльф.
— Дело нехитрое, — рассмеялся киммериец, — я этих колдунов столько за свою жизнь успел перевидать — неплохо знаю их племя. И что, — продолжал он, — твой отец заболел какой-то неизлечимой болезнью?
— Хуже, — опустил голову юноша. — Как только крестьянин, произнеся какие-то слова, прикоснулся перстнем к его телу, возник столб зеленоватого пламени, и отец мгновенно в нем сгорел. Осталась всего только маленькая кучка пепла, а…
— Помолчи немного! — внезапно сделал Конан знак юноше, и в гулких стенах мраморного зала воцарилась тишина.
Все мгновенно встало на свои места. Почему-то только сейчас киммериец сообразил, кого напоминает ему юноша.
Да он похож на вчерашнюю красавицу-рабыню: зеленовато-серые глаза, русые волосы, схожие черты лица… Конан пристально взглянул на молодого немедийца.
Точно!
Сколько, он сказал, ему лет? Шестнадцать… Надо же, кто бы мог подумать: приятель Эрленд оказался опекуном этого юноши. Герцог Хельсингерскйй!