— С каких это пор операции в Глуши стали называться убийством? — только пробормотал он.
— Кто убил Тихальта?
— Я ничего не видел. Я стоял рядом с вами у двери.
— Но ведь, по вашим словам, вас прибыло на планету Смейда только трое?
Тристано ничего не ответил и закрыл глаза. Герсен подался вперед, сделав быстрый выразительный жест. Тристано открыл глаза и тупо уставился на занесенную над ним руку.
— Кто убил Тихальта?
Тристано покачал головой.
— Больше я ничего не скажу. Лучше мне быть всю жизнь калекой и косоглазым, чем умереть от яда с Саркоя.
— Я могу сам отравить тебя этим ядом!
Герсен подался вперед. Но Мосенсен издал отрывистый срывающийся крик:
— Это невыносимо! Я не допущу этого! У меня будут кошмары! Я не смогу спать!
Герсен зло посмотрел на него:
— Вам бы лучше не вмешиваться в это, сэр!
— Я вызову опекунов! Ваши действия абсолютно незаконны! Вы нарушили законы государства.
Герсен рассмеялся.
— Ну, зовите же опекунов! Мы тогда узнаем, кто нарушил законы государства и кто подлежит наказанию.
Мосенсен стал тереть свои бледные щеки.
— Тогда уходите. Никогда не возвращайтесь сюда, и я ничего никому не скажу.
— Не так быстро, сэр, — произнес Герсен, чувствуя, что у него поднимается настроение. — Вы сейчас в крайне затруднительном положении. Я пришел сюда с совершенно законным делом. Вы же по телефону вызвали убийцу, который напал на меня. Такое поведение вряд ли можно оставить без внимания.
— Вы делаете ложное обвинение, сэр! И я это добавлю к тому, что сообщу опекунам!
Но это было тщетной попыткой испугать Герсена. Он рассмеялся, подошел к Тристано, перевернул его лицом вниз, стащив с него пиджак так, чтобы затруднить движение рукам, и связал их поясом землянина. Со сломанными ногами и связанными руками Тристано не мог сделать ни одного движения. Затем Герсен повернулся к Мосенсену.
— Давайте пройдем в ваш кабинет.
Курт пошел вперед, за ним неохотно плелся Главный контролер. Как только они вошли в кабинет, ноги отказали Мосенсену, и он тяжело плюхнулся в свое кресло.
— А теперь, — сказал Герсен, обращаясь к Главному контролеру, — звоните опекунам.
Мосенсен покачал головой.
— Может быть, лучше не создавать лишних затруднений? Опекуны иногда не слишком благоразумны.
— В таком случае вы обязаны сейчас же сказать все, что мне нужно!
Мосенсен склонил голову.
— Спрашивайте.
— Кому вы звонили по телефону, когда я появился в вашем офисе?
Мосенсен вновь необычайно заволновался.
— Я не могу вам этого сказать! — выпалил он хрипло. — Неужели вы настаиваете на том, чтобы я был убит?
— Опекуны зададут вам этот же самый вопрос, так же, как, впрочем, и многие другие, — засмеялся Герсен. — Так что выкладывайте, да побыстрее!
Мосенсен страдальчески посмотрел направо, налево, вверх.
— Я звонил человеку, — выдавил он из себя, — в «Гранд Томадор Отель». Его имя — Спок.
— Я знаю, что это не так, — сказал Герсен. — Вы лжете. Но я даю вам еще один шанс. Кому все-таки вы звонили?
Мосенсен в отчаянии затряс головой.
— Я не лгу!
— Вы виделись с этим человеком?
— Да. Он высокого роста. У него короткие красные волосы, большая длинная голова, шеи нет совсем. Лицо особенно красного цвета, и он ходит в темных очках с каким-то предохранительным устройством на носу — очень необычным. Похоже, что он, как рыба, лишен любых человеческих чувств.
Герсен кивнул. Мосенсен говорил правду. Описание подходило к Хильдемару Даске.
— А теперь перейдем к самому главному. Я хочу знать, на чье имя зарегистрирован монитор.
Мосенсен покачал головой, обреченно вздохнул и поднялся.
— Схожу за записями.
— Нет! — отрезал Герсен. — Мы пойдем вместе. И, если мы не не сможем найти запись, то, клянусь вам, я потребую для вас самого сурового наказания.
Мосенсен устало потер лоб.
— Я вспомнил. Запись здесь, — Он вытащил из стола карточку. — Приморский университет, Авента, Альфинор. Пожертвование номер 291.
— Имени нет?
— Нет. Поэтому ключ вам здесь не сможет помочь. Университет использует еще и кодирование для своих мониторов, причем для каждого разное. Для этого мы продали им несколько шифровальных устройств.
— Ну и ну! — только и смог вымолвить Герсен, хотя употребление шифраторов с целью пресечения намерений недобросовестных разведчиков вести двойную игру было вполне обычным делом.
В голосе Мосенсена зазвучала нескрываемая ирония: