Глава седьмая
Наследник Дансдворта
За те две недели, что Оуэн жил во дворце, его дни стали упорядоченны. Он вставал рано поутру и бежал на кухню со своей сумкой, чтобы укладывать плитки позамысловатее. Иногда его ждал сюрприз – несколько плиток, выстроенных в башню или стену, – но он так и не успел прийти достаточно рано, чтобы застать Дрю за этим занятием.
Затем его ждал завтрак, разделяемый с сюзереном и другими детьми королевства, сопровождаемый саркастическими выпадами и насмешками короля, бродившего среди гостей в поисках жертвы для издевок. Потом Оуэн мог гулять по замку и окрестностям вместе с Моной Стирлинг, которая постоянно ныла, пока он не находил дерево или стену, куда взбирался, давая ей возможность отдохнуть. Днем он часами сидел в королевской библиотеке, глотая книги, которые приносила ему Мона, чтоб у нее было время посплетничать с подружками. Однажды они упомянули пекаря из Пизана, который, как выяснилось, был благословлен Потоком. Когда он пек хлеб, тот, казалось, волшебным образом умножался. Король Пизана узнал об этом и приказал схватить пекаря, чтобы он служил на дворцовой кухне. Они долго говорили об удивительных людях, которых Поток наделил необычайной магией.
Оуэн оживился и слушал, потому что он любил читать о тех, кто благословлен Потоком. Когда он сталкивался с подобной историей в книге, он нарочно читал медленнее, чтоб посмаковать ее. Были истории о непобедимых в бою рыцарях. О волшебницах, которые носили шлемы вместо дамских шляп и могли призвать грозу и обрушить на своих врагов. Магия могла проявляться многими разными способами. К сожалению, истории редко включали достаточно деталей. Даже слухи о пекаре ничего не сообщали о том, как творилось волшебство.
Оуэн всегда проводил последние часы перед сном на кухне. Он приходил туда первым и уходил последним, и, хотя он жил в страхе, знал, что может найти некоторую долю уюта и спокойствия в этом единственном прибежище.
Пока о нем не узнал Дансдворт.
Оуэн полностью уходил в себя, не замечая суматоху кухни, пока мыли котлы и мели полы – кроме того места, где он подбирал плитку, – и тесто оставляли на ночь в чанах. Он ничего этого не слышал, но шум был частью той атмосферы, которая делала кухню такой уютной. Он бы не выдержал в абсолютной тишине, где любой скрежет ключа или громкий топот могли означать катастрофу. Кухонный шум, особенно успокаивающий голос Лионы и раздаваемые ею указания помогли создать именно то состояние, чтобы он мог сосредоточиться на укладке плитки.
Он встал на колени вдоль края, осторожно выстраивая еще одну секцию, когда внезапно, испугав его, вся постройка рухнула.
Оуэн редко допускал ошибки, способные вызвать такое. Он сел, наблюдая, как часы его работы исчезли в считаные секунды, а затем услышал хихиканье позади. Он повернулся, и его лицо побелело от ярости, когда он увидел Дансдворта, стоящего скрестив руки, его башмак явно вызвал обвал.
– Ах, бедняжечка! – Дансдворт фальшиво утешил его злобной улыбкой. – Следует быть осторожнее со своими игрушками!
Волна гнева поднялась в мозгу Оуэна. Он затрясся от ярости, глядя на старшего мальчика.
Дансдворту было двенадцать или тринадцать, и он не был маленьким мальчиком. Он был на голову или две выше Оуэна, а под модным дублетом видны были мускулы. У пояса он носил кинжал. Он не делал тайны из того, что ему хотелось носить меч, как взрослые.
Взгляд, который он бросил на Оуэна, был явно вызывающим, как будто он хотел, чтобы мальчик бросился на него с кулаками и он мог бы с удовольствием сбить Оуэна с ног.
Его насмешка, казалось, говорила: ну, и что ты сможешь сделать?
Руки Оуэна дрожали. Он смотрел на развалины, на загубленный труд и едва мог думать от ярости, сжимающей его сердце. Но он нутром чуял, что Дансдворт способен одолеть его.
– Ну что? Молчишь? – усмехнулся старший мальчик. Затем он понизил тон: – Ты понапрасну тратишь время здесь, маленький Киска. Следовало быть со мной на тренировочном дворе, чтобы заработать синяки, которые сделают из тебя мужчину. Твоему отцу должно быть стыдно за тебя. Перестань возиться с игрушками. Что? Собираешься плакать? Позвать няньку, чтоб она утерла тебе сопли?
Униженный Оуэн отвернулся и начал дрожащими пальцами укладывать плитку обратно в ящик. Он не будет строить все снова. Для этого слишком поздно. Но он не мог выносить противного взгляда Дансдворта. И да, он боялся, что заплачет.
И заплакал-таки, когда каблук башмака Дансдворта опустился на плитки и раздавил их. Звук, непривычный для кухни, заставил сердце содрогнуться от страха. Он повернулся и увидел, как мальчик усмехается. Глядя прямо в глаза, Дансдворт снова топнул и разбил плитки.