Король Северн шагнул вперед неверной походкой, его лицо исказилось от гнева, или боли, или того и другого. Что с самого начала поразило Оуэна, так это чернота его одежды. Его высокие черные сапоги были обшиты множеством пряжек, а двойная строчка из золотой ленты вдоль швов изображала цветы остролиста. Его черный кожаный камзол, украшенный бархатом и шелком, едва скрывал черную же кольчугу, которая слегка позвякивала, когда он хромал. Длинная золотая цепь обозначала его статус. Поверх рукавов были прочные черные кожаные наручи, а руки стиснуты в сильные жилистые кулаки, один из которых сжимал рукоять кинжала, прикрепленного к поясу. Черный плащ из тонкой ткани трепетал при ходьбе, не скрывая искривленные позвоночник и плечи. Они делали его походку неровной, но он шел слишком быстро, чтобы увечье могло ему помешать.
Он отмахнулся, нахмурившись, как будто фанфары раздражали его слух, а затем поднялся на помост, вызывающе хромая, и рухнул на трон.
При решительной позе короля легко было не заметить, что одно плечо у него выше другого. Его поза почти скрывала это, особенно когда он опирался локтем на подлокотник и придерживал подбородок указательным и большим пальцами. У него были длинные черные волосы, без единого проблеска седины, заправленные под черный берет с жемчужиной, свисавшей с королевского герба. По какой-то причине Оуэн ожидал, что король будет седовласым и бородатым. Северн не был ни тем ни другим. Лицо короля было бы красивым, если бы не гнев, который, казалось, искажал все его черты. Он вздохнул и бросил взгляд на собравшихся.
– Ваше величество, – сказал Рэтклифф, расшаркиваясь в поклоне.
Лорд Хорват склонил голову, лишь чуть поклонившись.
– Вон! – рыкнул король, пренебрежительно махнув слугам, которые сунулись к нему с серебряными подносами. Слуги порскнули прочь и покинули зал.
Король посмотрел на герцога, а затем, казалось, заметил Оуэна, прячущегося за ним. Когда взгляд темных глаз упал на Оуэна, у мальчика скрутило живот. Он не сможет говорить. Он слишком напуган.
– Она послала младшего, – пренебрежительно сказал король. Его губы презрительно скривились. Он фыркнул. – Я удивлен. Ну, они сделали свой ход. Теперь мой черед. – Он подвинулся на сиденье, морщась от боли, которую причинило ему это движение. Левой рукой он до половины вытащил кинжал из ножен, а затем толкнул его обратно. Этот жест поразил Оуэна, тем более когда он повторился.
– Даже Хорват удивился, увидев вас на ногах, сир, – учтиво сказал Рэтклифф. – Раны еще причиняют вам боль, мы все это видим.
– Я взошел на трон не для того, чтобы хныкать, – прервал его король. – Если бы я потерял ногу при Амбионском холме, то приполз бы в Кингфонтейн, цепляясь руками. Мне не нужны няньки. Мне нужны верные люди. Все мои враги пали. За единственным исключением. – Он одарил Оуэна пронзительным, гневным взглядом. Тот быстро моргнул, впав в панику. – Как тебя зовут, мальчик?
Губы Оуэна не слушались. Оуэн знал, что они не шевельнутся. Он стоял, трепеща, прямо перед королем. Язык пересох так, что казалось, во рту у него песок.
Король раздраженно нахмурился, ожидая ответа, который нельзя было вырвать у мальчика даже пыткой. Голова Оуэна кружилась от ужаса, мышцы застыли от страха, оледенели, сделав ноги столь же беспомощными, как губы.
– Парня зовут Оуэн, – произнес Хорват своим грубым голосом. – И я не слышал от него ни слова с тех пор, как мы покинули Таттон-Холл.
– Немой? – Король Северн мрачно усмехнулся. – Отличное приобретение для двора. Здесь слишком уж шумно. – Он снова переместился на троне. – Как они восприняли новости в Таттон-Холле, Стив?
– Очень болезненно, как вы можете себе представить, – медленно выговорил Хорват.
Король усмехнулся.
– Могу. – Он снова перевел взгляд на Оуэна: – Твой старший брат был казнен в водопаде, потому что твой отец не был мне верен. Он не погиб в бою с честью, как сын этого благородного герцога.
Родители рассказали Оуэну о судьбе брата, и мальчик вздрогнул, представляя, как Йорганон срывается с водопада, привязанный к лодчонке. Это была принятая в королевстве форма казни, хотя мальчик никогда ее не видел. Было ужасно думать, что такое может случиться и с другими родными.
– Его зять, – вставил Рэтклифф.
Король одарил Рэтклиффа презрительным взглядом.
– Как ты думаешь, Дикон, эта разница меня волнует? Муж его дочери погиб при Амбионском холме, и тем не менее он выполнил свой долг, охраняя это отродье, вместо того чтобы вернуться домой, утешить дочь и внучку. Его долг… – хрипло прошептал он, подняв вверх острый палец, как шип. – Долг полностью управляет им. Вот почему я ему доверяю, Рэтклифф. Вот почему я доверяю вам обоим. Вы помните тот стишок, который подкинули герцогу накануне битвы? «Стив Хорват, ты дерзок, но все равно хозяин твой Северн продан давно»[1]. Записку оставил в его палатке один из наших врагов, возможно, отец этого парня, чтобы смутить разум Стива сомнениями и страхом. Ты помнишь, что сделал Стив, Дикон?
1
Парафраз эпиграммы, которую Шекспир приводит в «Ричарде III» – «Джек Норфолк, ты дерзок, но все равно, хозяин твой Дикон продан давно» (перевод Анны Радловой). –