У зашторенного окна послышалось какое-то движение, и оттуда показалась старая ищейка; подойдя к креслу короля, она тяжело опустилась у его ног. Крессиду удивило, что вокруг королевской четы никого не было. Она ожидала, что даже здесь, в личных королевских покоях, будет полно придворных и фрейлин. Судя по всему, король и королева предпочитали свободные часы проводить вдвоем, в уютной домашней обстановке. Крессида догадывалась, что таких часов им выпадает немного и оттого они еще более ценимы.
Королева, как решила Крессида, никогда красотой не блистала. У нее были правильные черты лица, безупречно белая кожа, однако на скулах горели яркие красные пятна. Лет ей было, должно быть, немногим более тридцати, но выглядела она старше и казалась больной. Во время беседы она раза два закашлялась, тут же попросив извинить ее.
На ней было голубовато-серое платье, отороченное соболем; Крессида вдруг вспомнила, что около года назад королева потеряла своего единственного сына, принца Эдуарда. Под ее скромным геннином, обрамленным черной бархатной лентой на лбу, виднелись светлые, но словно бы потускневшие волосы. При всей мягкости манер у королевы был решительный подбородок, и Крессида поняла, что та не прощает своим фрейлинам ни малейших упущений.
Вдруг она заметила, что король уже не беседует с ее отцом и смотрит прямо на нее с некоторой долей иронии. Она вспыхнула и потупилась, стараясь уйти от холодного одобрительного взгляда его серых глаз.
— Ваш отец уверяет меня, что вас воспитали отличной хозяйкой… при этом вы любите свои родные места и с удовольствием принимаете участие в деревенской охоте? Вы хорошо ездите верхом, мистрисс?
Крессида проглотила комок в горле.
— Мне говорили, что это так, ваше величество.
— Значит, вы любите соколиную охоту и охоту на лис?
Крессида немного подумала.
— Я очень люблю состязания в сноровке и волнение во время охоты, но не люблю убивать.
Он кивнул головой, как бы одобряя ее слова.
— Умеете вы читать?
— Да, ваше величество. Наш приходский священник учил меня.
— Хорошо. Мне приятно видеть женщин, обученных думать и имеющих свой взгляд на вещи. Мои племянницы читают отлично. Я люблю беседовать о литературе с леди Элизабет [13].
Крессида подумала мельком, что обучением племянников короля занимался их другой дядя, Энтони, лорд Риверс. Теперь он, казненный в Понтефракте, лежит в холодной могиле. И где же сейчас принцы, его воспитанники? Эта домашняя сцена на мгновение пригасила ее привычную настороженность по отношению к королю.
Ричард был среднего роста, худощав, но мускулист — именно так описывала его Алиса. Крессида знала, он был доблестный воин. На его умном узком лице, не отличавшемся особой привлекательностью, выделялся крупный нос Плантагенетов. Светлые глаза были хороши, но губы слишком узки. Крессида подумала, что он, должно быть, привык очень уж крепко сжимать их, стараясь сдержаться в минуты крайнего напряжения или душевной боли.
Как и королева, он выглядел старше своих тридцати двух лет, и Крессида подумала о том, что суровые испытания и горестные события последних месяцев оставили на нем свой след. Тем не менее, было что-то покоряющее в этом человеке, особенно когда он улыбался — а он сейчас улыбался, побуждая ее к открытости, и не было в этой улыбке и намека на мучительную для нее иронию по поводу ее неловкости, как сочла она поначалу.
Как и королева, одет он был скромно, в простой темно-синий камзол; однако на его смуглых пальцах и в прекрасной цепи на груди ярко сверкали драгоценные камни.
Пока король расспрашивал Крессиду, ее родители хранили молчание; внезапно она вспыхнула, поняв, что ее сочли подходящей невестой.
В дверь почтительно постучали, и король разрешил вновь прибывшему войти. На пороге появился молодой паж, за ним следовал знатный придворный — Крессида поняла это по его дорогому камзолу из тонкого лилового бархата и серым, плотно облегающим ноги чулкам. Остановившись в дверях, он низко поклонился королю.
— Ваше величество приказали мне явиться в этот час.
Король, улыбаясь, тотчас встал.
— Войдите, милорд. Вы пришли как раз вовремя. Недавно я говорил вам о том, что намерен пригласить сэра Дэниела Греттона на наши рождественские празднества в этом году. Он ведь сосед ваш. Позвольте мне также представить вам его супругу, леди Греттон, и их очаровательную дочь, мистрисс Крессиду. Ее отец рассказал мне, что несколько дней назад, когда они были на пути к нам, ей исполнилось шестнадцать лет.
Он повернулся к сэру Дэниелу:
— Милорд граф Рокситер, доверенный член моего Совета, человек, которого я с радостью называю своим другом.
Сэр Дэниел почтительно, как того требовал титул вошедшего, поклонился. Он бросил быстрый взгляд назад, на короля: тот улыбался почти заговорщически. Потрясенная Крессида сразу поняла, что человек этот призван был королем специально, чтобы поглядеть на нее. В полной растерянности она наблюдала, как отец и граф обменялись рукопожатием, затем граф отвесил дамам низкий поклон. Чувствуя на себе обеспокоенный взгляд матери, она присела в глубоком реверансе.
Граф любезно повернулся к ней — и вдруг так и замер, чуть-чуть приоткрыв в изумлении рот.
Никогда прежде не встречал он столь пленительного, волшебного создания. Девушка была невысока ростом, почти миниатюрна, в сущности, еще дитя, но он чувствовал инстинктивно, что каждое ее движение будет исполнено природной грации и королевского достоинства. Несмотря на ее молодость, он сразу увидел, что у нее высокие округлые груди, красивый изгиб бедер и живота под мягким голубым бархатом платья.
Он быстро посмотрел ей в лицо, чувствуя на себе взгляд ее фиалковых, затененных темно-золотистыми ресницами глаз, устремленных на него внимательно и почти враждебно. Безупречно красивое матово-белое лицо суживалось книзу. Кончик изящно очерченного носа был чуть заметно вздернут, и это придавало ее чертам такой восхитительно дерзкий вид, что он не мог удержаться от легкой улыбки, хотя ее полные чувственные губы не улыбались и были крепко сжаты, словно всеми силами старались удержать готовые вырваться наружу мысли.
Лишь одна прядка волос скромно выглядывала из-под ее геннина, но у него просто дух захватило от их дивного цвета. Сказать, что они золотистые, значило ничего не сказать. Они были цвета темного золота, самого ценного металла Уэльса, с которым не сравнится никакое другое золото в мире, цвета зрелой пшеницы под яркими лучами солнца.
Он был поражен в самое сердце и охвачен острым желанием. Но тотчас ему стало мучительно стыдно. Как мог он так взволноваться при виде этого ребенка — и так скоро после смерти обожаемой Элинор?
Через силу он заставил себя поклониться еще раз и опустил глаза, стараясь не видеть напряженного взгляда ее голубых глаз.
— Мистрисс Крессида, — обратился он к ней формально любезным тоном, — я уже имел удовольствие видеть ваших родителей. Но их очаровательную дочь вижу впервые. Надеюсь, вы приятно проведете здесь рождественские праздники.
— Благодарю вас, сэр, — проговорила она тише, чем он ожидал; у нее был приятно высокий и ясный голос, при этом совсем не резкий. — Король оказал нам честь, и, хотя мне жаль пропустить праздник, который мы так любим в Греттоне, я, конечно, уверена, что празднества здесь, во дворце, поистине способны ошеломить своим великолепием.
У него слегка дрогнули губы.
— Не думаю, мистрисс, чтобы вас что-либо могло ошеломить.
Маленький острый подбородок чуть приподнялся — казалось, она поняла, что он поддразнивает ее, словно ребенка, и возмутилась.
Это движение, хотя и совсем мимолетное, как и только что выслушанная отповедь на его предположение, что она будет ослеплена необычайным блеском и великолепием придворных празднеств, что-то напомнили ему, и он опять пристально взглянул ей в лицо.
13
Элизабет — старшая (незаконная) дочь короля Эдуарда IV; после гибели Ричарда III — жена короля Генриха VII.