Выбрать главу

В дверь постучали, и Крессида крикнула: «Войдите!» Вошел Питер Фэйрли и поклонился.

— Миледи, милорд просит вас к себе в кабинет. Он задержит вас недолго, понимая, что вскоре вы пожелаете удалиться на отдых.

Крессида испытующе посмотрела на оруженосца. Ее вызывают в кабинет — как нашалившего ребенка? Почему граф сам не пришел к ней сюда, в ее гостиную? Она уже готова была ответить отказом, но встретила предостерегающий взгляд Алисы, и резкие слова застыли на ее губах. Подобный ответ лишь обрушил бы гнев на голову бедного Питера, а она уже понимала, что в этом доме кара мгновенно настигает непокорного слугу. Она кивнула и встала.

— Алиса, ступай приготовь мне постель, хорошо? Я задержусь недолго.

Теперь уже не было нужды, встречаясь с мужем наедине, брать с собою Алису, и все же Крессида не могла отделаться от сознания, что она еще не настоящая жена.

Питер почтительно отворил перед нею дверь в кабинет и удалился. Ее муж сидел за дубовым столом, разостлав пергаментный свиток, с пером в руке. Значит, он сам писал свои письма и не держал писца, как многие аристократы.

Крессида подошла ближе, Рокситер поднял голову и ленивым движением откинулся в кресле. Она немного успокоилась. Ей ведь казалось, что он сердит на нее, хотя она и считала, что тому нет причины… если только не… Она нахмурила брови. В самом деле, не мог же он возражать против того, что она желает быть хозяйкой в собственном доме? Крессида вскинула подбородок и топнула ногой.

— Питер сказал, что вы желаете говорить со мной. Отчего вы не могли…

— Пожалуйста, сядьте. — Он вежливо встал и указал на кресло перед столом.

— Питер сказал, что дело срочное, но я как раз собиралась…

— Прошу вас, Крессида, сядьте же. Я попросил вас прийти сюда, так как эта комната совершенно изолирована. Сюда никто не посмеет приблизиться, тем более войти, без моих на то приказаний, а я не хотел бы, чтобы наш разговор кто-то услышал.

Крессида подавленно опустилась в кресло. Опять она испытывала чувство беспомощности, потерянности, какое, должно быть, испытывает узник перед теми, кто допрашивает его, или перед тюремщиком… Сейчас она была собственностью, имуществом графа; она чувствовала себя узницей в этом доме, как ни роскошна была ее тюрьма.

— Ролингс рассказал мне о том, что произошло на кухне. Полагаю, мы можем обсудить это спокойно.

Она вскинула на него глаза, пылавшие синим огнем.

— Вы желаете отчитать меня за то, что я пришла на помощь мальчику, с которым дурно обращались?..

— Я никого не собираюсь отчитывать. Я сказал, что хочу поговорить с вами об этом.

Крессиду раздражал его легкий, шутливый тон и то, что эти полуприкрытые глаза прятали от нее истинное его отношение к случившемуся. За неторопливой, ленивой манерой скрывалась сталь, а ей, как ни странно, хотелось, чтобы он говорил прямо и не таил гнева, если он его чувствует.

Мартин опять откинулся в кресле.

— Я просто хочу объяснить вам положение. Этот «мальчик, с которым дурно обращались», как вы выразились, ленивый, никчемный бездельник, которого я привез с собой из моего имения в Уэльсе, потому что, вот уже в третий раз, хочу спасти его от виселицы за браконьерство и кражи. Я охотно предоставил бы его той судьбе, какую он вполне заслужил, если бы не его мать, которая со слезами молила меня спасти его. Она — моя глупая нянька, и я люблю ее всей душой…

Уот Форрестер — ее последыш, и она любит этого мошенника до безумия. К несчастью, он совсем не похож на нее и на своих братьев — моих молочных братьев — и постоянно попадает в беду. Я решил, что единственное, чем я могу помочь, — это увезти его от искушений подальше, привезти сюда, в город, и определить под начало Джека Уэйнрайта. Если кто-то и может его вышколить, то это именно Джек.

— Жестоко его наказывая?!

Ленивые веки вдруг вскинулись, он пристально посмотрел на нее.

— Вы предпочли бы, чтобы я предоставил парня его судьбе?

— Я не выношу жестокости к слабым. Этот человек груб…

— Джек Уэйнрайт солдат и к тому же превосходный повар. Полагаю, ужин не вызвал у вас нареканий.

— Разумеется, нет. Но это не дает ему права избивать поварят.

Граф свирепо улыбнулся.

— Крессида, я уверен, что вашему отцу приходилось иной раз у себя в имении школить кое-кого. — В его темных глазах промелькнул огонек. — Возможно, и собственную дочь.

— Мой отец никогда не поднял на меня руку в гневе!

Он улыбнулся, и она сердито подумала: он размышляет сейчас, что, будь это не так, она выросла бы не столь порывистой и трудно управляемой. И опять ей захотелось, чтобы он высказался в открытую, а не играл в эту мучительную игру, пытаясь ее урезонить.

— Последние шесть лет Джек во всех компаниях всегда был со мной. Он бесценный слуга… и мой друг. Я доверил ему мальчонку. Он-то легко нашел бы себе место в любом доме. Подозреваю, что, будь его воля, он бы меня сейчас оставил и вернулся на солдатскую службу, но Джек знает, что нужен мне. Я был бы благодарен вам, Крессида, если бы вы не подталкивали его к иному решению.

Она сделала глубокий вдох.

— Иначе говоря, я ни во что не должна вмешиваться и я не хозяйка в своем доме?

— Я этого не говорил. Я только просил вас не спешить и сперва ознакомиться с тем, как ведется дом. Никто не будет отменять ваши приказания. Ролингс не сказал бы мне о том, что произошло, Джек тоже, но мальчишка исчез, а Ролингс знает, как я не хочу, чтобы он попался на какой-нибудь глупой выходке в городе, и его схватила бы стража.

А теперь остается только надеяться, что он вернется, когда заурчит в животе и не представится какого-нибудь нечестного способа наполнить желудок. Я просто хотел, чтобы вы знали все обстоятельства этого конкретного случая и избегали бы в дальнейшем конфликтов из-за парнишки.

Крессида чувствовала себя ребенком; она была разбита наголову. Конечно, ей не следовало вмешиваться с налету, не познакомившись со всеми обстоятельствами дела. Дворецкий все уладил бы вместо нее, если бы она с ним посоветовалась. Мама непременно побранила бы ее за необдуманную поспешность в суждениях. Она проглотила комок в горле, чтобы удержать слезы. Да, она вела себя как дитя, и теперь вся прислуга в доме будет видеть в ней лишь капризную, вспыльчивую барыньку, для которой главное — настоять на своем.

— Вы желаете, чтобы я поговорила с этим человеком, с Уэйнрайтом, попросила прощения…

— Разумеется, нет. Вы здесь хозяйка. Это произвело бы совершенно неправильное впечатление. Джек прекрасно все понимает. Я не собираюсь говорить с ним об этом ни сейчас, ни когда бы то ни было. И только надеюсь, что вся эта история не лишит юного Уота шанса выжить. Однако, честно говоря, не думаю, что он проживет долго, если не изменится… а надежд на это в ближайшем будущем маловато.

Крессида встала, сделала реверанс.

— Я буду советоваться с мастером Ролингсом, прежде чем предпринимать что-либо для исправления прислуги. А теперь, с вашего разрешения, я пойду к себе. Я очень устала.

Меньше всего ей хотелось сейчас уйти, и все же она должна была как можно скорее его оставить, пока он не довел ее до бессмысленных слез.

Граф, улыбаясь, встал, любезно проводил ее до двери, за которой Питер Фэйрли терпеливо дожидался приказания отвести молодую хозяйку в ее комнату.

Алиса уже приготовила постель и ждала Крессиду, чтобы помочь ей раздеться. Она испытующе посмотрела на свою госпожу, но спрашивать ни о чем не стала. Когда она уже собралась выйти в свою смежную комнату, Крессида попросила:

— Алиса, будь добра, разыщи Филиппа Кентона, того юного пажа, который прислуживал мне нынче за ужином, и попроси его зайти ко мне.

Алиса неодобрительно пожала плечами и отправилась выполнять поручение. Приведя мальчика, она упрямо стала в дверях. У Филиппа, как всегда, лицо выражало тревогу, и Крессида поспешила его успокоить:

— Я хочу, Филипп, чтобы ты разузнал, есть ли какие-нибудь новости о том поваренке, которого побили сегодня. Как я поняла, он сбежал.

Лицо пажа просветлело.

— Он уже вернулся, миледи. Мастер Уэйнрайт — наш повар — ходил искать его с двумя солдатами. Они нашли его в таверне на Саут-Варк, мастер Уэйнрайт, как говорят, наградил его оплеухой и приволок обратно в Рокситер-Хаус.