Она молча опустила голову.
Он опять вздохнул и сделал к ней еще шаг. Она отшатнулась, и его темные брови оскорблено приподнялись.
— Вы полагаете, я собираюсь выбить из вас правду?
— Я не знаю, — сказала она безжизненным голосом, — но вы имели бы на то право. Пожалуйста, не требуйте от меня выдачи Проссера. — Она запнулась. — Пожалуйста, Мартин, умоляю вас. У меня есть на то причины, и вовсе не те, о которых вы думаете. Говорю вам еще раз: между Хауэллом Проссером и мной нет ничего, что могло бы угрожать нашему браку.
Он еще раз вздохнул, потом отошел к окну и, стоя спиной к ней, стал смотреть в сад.
Она тихо проговорила:
— Ради меня, милорд, вы позволите Хауэллу уехать? Если нет, в опасности могут оказаться другие… те, кого я люблю. Меня заверили: этот человек больше не сможет вредить делу короля. Клянусь, я не стала бы помогать ему, если бы не верила этому.
Он обернулся, пожав плечами, затем, подойдя к столу с другой стороны, бросил ей через стол разрешение на выезд.
— А теперь предлагаю вам как можно скорее передать это вашему… связному… пока я не передумал.
Она направилась к двери, у порога обернулась, желая что-то сказать ему, но он опять стоял к ней спиной.
Крессида проглотила слезы и вышла.
Когда она вернулась в зимнюю гостиную, отец с тревогой поднял на нее глаза. Она молча вручила ему лицензию. Он напряженно смотрел на ее измученное бледное лицо.
— Это оказалось трудно? Тебя не застали там?..
Бессмысленно было еще больше волновать его. Лорд Мартин сдался на ее жаркие мольбы так неожиданно… У нее перехватило дыхание при мысли, что за отцом могут проследить, когда он поедет обратно, и последовать за ним. Это был риск, но на него придется пойти.
Отчего-то ей верилось, что Мартин понял, чего она страшится, и позволит ее «связному» уехать беспрепятственно. Ей стало еще страшнее, когда она подумала, что он прекрасно знает, кто этот «связной». Если бы он хотел арестовать ее отца, то, конечно, уже сделал бы это. Она помолится Пресвятой Деве о спасении своей семьи…
— Нет, нет, все в порядке, — ответила она поспешно. — Но, я думаю, теперь вам следует незамедлительно уехать из Лондона. Так будет безопаснее… для всех нас.
С медвежьей силой он сдавил ее в объятиях.
— Не думай, будто я не понимаю, что ты для нас сделала, и чего это тебе стоило. Ты быстро взрослеешь, дочка, слишком быстро… Знай, я очень люблю тебя. Больше я тебя никогда не подвергну опасности. Обещаю.
Она заставила себя улыбнуться.
— С Богом, отец! Поцелуйте за меня маму. Я буду молиться о том, чтобы скоро повидаться с вами.
У дверей он остановился.
— Хочешь передать через меня что-нибудь Хауэллу?
На ее щеках вспыхнули яркие гневные пятна при воспоминании о том, как низко он использовал ее во время последнего их разговора на набережной Вестминстера.
— Нет, — сказала она сдавленным, напряженным голосом. — Скажи только, что я желаю ему как можно скорее выбраться из Англии.
Сэр Дэниел чуть-чуть склонил голову, словно угадал скрытое послание по ее презрительной интонации, и вышел; Крессида слышала, как он, подозвав пажа, наказывает передать в конюшни, чтобы оседлали его лошадь.
В эту ночь Мартин пришел в ее спальню. Алиса, не дожидаясь приказа, неслышно удалилась. Крессида с тревогой ждала, когда муж подойдет к кровати. Она прекрасно понимала, что он кипит яростью против нее, но пока он ничем не выражал намерения ни бранить ее, ни наказывать.
Он бесстрастно смотрел на нее сверху вниз, и она с трудом заставила себя не отпрянуть от него опять, как там, в кабинете.
— Я послал нарочного к твоему отцу с просьбой забрать тебя с собой в его поместье… Ты будешь жить там несколько месяцев, пока я не смогу приехать и отвезти тебя в Рокситер.
Она растерянно смотрела на него.
— Как, уже завтра? Так скоро… У меня совсем не будет времени собраться…
— Я распорядился, чтобы твоя горничная и другие слуги позаботились об этом… рано утром все должно быть готово.
— Я знаю, вы говорили, что мне лучше покинуть Лондон на лето, но нельзя ли мне подождать, пока вы сможете сами отвезти меня в Рокситер? — взмолилась она.
Он холодно произнес:
— Мое решение вам известно. Извольте на этот раз подчиниться безоговорочно.
— Как… как долго мне там оставаться до…
— Понятия не имею. Но о дальнейших моих распоряжениях вы будете уведомлены через курьера.
Он говорил таким ледяным тоном, словно решил избавиться от надоевшей ему докучливой любовницы. Крессида проглотила горькие слезы. Она дорого обошлась мужу, ведь то и дело вынуждала его прощать ее. Значит, вот каков результат их совместной жизни — и отныне обоим им остается лишь пристойно терпеть эти узы, которыми их связали? Но Крессиде было этого мало! Она вкусила от плода любви, и он показался ей сладок. Ей хотелось притянуть к себе Мартина, заставить его любить себя, как это уже было однажды, но она знала, что у нее не хватит духу. Ей не оставалось ничего иного, как надеяться и молиться, что когда-нибудь в будущем он найдет в своем сердце силы простить глупенькую девочку-жену, которая столько раз ставила его в ложное положение, а сегодня еще и вынудила совершить измену.
Ей хотелось заплакать, умолять Мартина не оставлять ее, но это было бы бесполезно, и она не желала бередить его раны бессмысленным ребяческим поведением.
Она откинула назад волосы и постаралась улыбнуться плотно сомкнутыми губами.
— Как пожелаете, милорд. Родители будут рады, что я проведу какое-то время с ними.
Он выразительно поглядел ей в глаза.
— Ваше присутствие, быть может, помешает вашему отцу участвовать в каких-либо неблаговидных акциях.
Ее глаза расширились, и он холодно кивнул ей; затем, уже направляясь к двери, сказал:
— Я пошлю с вами Филиппа Кентона. Питер Фэйрли в ближайшие месяцы будет нужен мне самому.
У нее опять пересохло во рту. Питер Фэйрли — его оруженосец. Значит, он допускает, что юноша может понадобиться ему на поле боя?
Он поднял дверную щеколду, и она едва удержала готовый вырваться из груди крик. Быть может, она видит его в последний раз. И, словно в подтверждение ее мысли, он сказал холодно:
— Я покину дом до вашего отъезда, убедившись, что для вашей поездки все готово. Без сомнения, отец ваш отправит курьера, чтобы уведомить меня о вашем благополучном прибытии и о том, что вы в добром здравии.
Ни прощального поцелуя, ни заверений в преданности. Лишь эти холодные слова — последние перед расставанием, а ведь, по его словам, расстаются они на долгие месяцы… Она дождалась, когда двери за Мартином закрылись, и, уткнувшись в подушки, долго рыдала, выплакивая накопившееся горе.
Они возвращались в родные места без особых приключений, впрочем, как и тогда, когда ехали в Лондон, и на сердце у Крессиды скребли кошки. Она изо всех сил старалась выглядеть веселой, а приступы отчаяния объясняла мыслями о смерти королевы, к которой, как знали ее родители, она была глубоко привязана.
Даже вид любимого родного поместья не мог полностью развеять ее тоску, хотя домочадцы встретили ее радостно и она снова почувствовала себя в той любовной атмосфере, которая так много значила для нее с самого раннего детства.
Сэр Томас Проссер часто навещал сэра Дэниела, и они, по-видимому, сохранили прежние дружеские отношения, однако о Хауэлле ни разу не было сказано ни слова, и Крессида не знала, удалось ли ему благополучно покинуть королевство.
Хотя она по-прежнему сердилась на него за то, как постыдно он использовал ее тогда в королевском дворце, ей все-таки не хватало старого друга. И когда она, как и в былые дни, выезжала верхом в сторону Ладлоу, ей часто мерещилось, что вот-вот навстречу появится он. Во всяком случае, никаких известий о том, что он схвачен, не приходило, а поэтому оставалось надеяться, что с ним все хорошо.