Со своей стороны, желая доиграть свою роль до конца, Крессида умоляла разрешить ей отправиться в селение Дадлингтон, где возле церковного двора были захоронены тела погибших в сражении роялистов. Хауэлл мягко, но решительно возражал ей, объясняя, что любое открытое выражение симпатии к делу покойного короля может лишь раздражить Генриха и усилить его враждебность к семьям павших рыцарей-роялистов. Сэр Дэниел также не уставал напоминать ей о том, что лорд Мартин, несомненно, желал бы, чтобы она сберегла хоть что-нибудь из имущества Рокситеров.
— Как удачно, что Проссеры всегда поддерживали нового короля, — говорил он. — Уж Хауэлл постарается, он проследит, чтобы твои права как вдовы были полностью соблюдены.
Поскольку это отвечало ее желаниям, Крессида сделала вид, что соглашается вынужденно. Неизвестный рыцарь, которого хоронили как графа Рокситера, был погребен тихо, но достойно, и Крессида послала золото священнику в Дадлингтоне, чтобы он продолжал отправлять заупокойные службы по графу Рокситеру. Сама же она потихоньку от всех молилась о душе неизвестного, новопреставленного раба Божия.
Хауэлл оказался прав. Генрих был полон жестокой решимости замарать бесчестьем память покойного короля. Было издано официальное сообщение, в котором Ричарда обвиняли во всевозможных грехах, и неопределенно говорилось о пролитой невинной крови, однако Крессида заметила, что новый король не осмелился, открыто обвинить короля Ричарда в убиении племянников.
Она раздумывала, в чем здесь причина. В том, что Генрих и сам не ведал об их судьбе и боялся, что один из них или оба могут однажды явиться и потребовать у него корону, — или, того хуже, это он повинен в смерти мальчиков, приказав убить их? Ей не хотелось задерживаться на этой мысли.
Тело короля Ричарда, наконец, было предано земле в церкви францисканцев. Крессида слышала, что Кейтсби казнен, однако, в чем его вина, кроме верного служения своему сюзерену, так и не узнала. Еще двое были повешены в Лестере, но никаких слухов о казни других аристократов до нее не дошло.
Ей сказали, что сына Норфолка, графа Шарри, а также графа Нортумберленда, которые, как ни удивительно, в сражении не участвовали, собираются заточить в Тауэр. О судьбе лорда Ловелла ничего не было известно, и она решила, что ему удалось спастись.
На Амбьене вместе с королем погибли сэр Ричард Рэтклифф, сэр Роберт Брэкенбери, сэр Роберт Перси, даже Джон Кенделл, секретарь короля. Крессида всех их знала и скорбела о них.
В эти кошмарные дни Крессида не находила себе места, надеясь и боясь надеяться, что Питеру Фэйрли все-таки удастся снова встретиться с нею тайно. Он часто заходил к ней, но им ни разу не случилось видеться наедине.
Однажды она, как всегда, возвращалась из церкви, как вдруг какой-то долговязый парнишка, по-видимому поваренок, побежал через двор, потом споткнулся и упал прямо ей под ноги. Когда Алиса принялась ругать его на чем свет стоит за невнимательность, Крессида, к вящему своему изумлению, услышала шепот:
— Миледи, если желаете увидеть милорда, наденьте что-нибудь попроще и ждите меня у покойницкой на церковном дворе нынче вечером. Приходите только со своей служанкой.
Подросток вскочил на ноги, хриплым голосом попросил прощения и улепетнул прежде, чем Алиса успела наградить его подзатыльником. Крессида ошеломленно посмотрела ему вслед.
После ужина она рассказала все Алисе, которая тоже была поражена и крайне встревожена.
— Ты уверена, что можешь положиться на такого посланца?
— Алиса, я должна. Разве у меня есть другая возможность узнать, как чувствует себя лорд Мартин? Ты одолжишь мне какое-нибудь свое шерстяное платье и простой капор?
— Это само собой, но только я пойду с тобою. Сейчас надо сделать так… ты, мол, не совсем здорова — голова разболелась, наплакалась сверх всякой меры. Филипп останется у двери в твою опочивальню, покуда мы не вернемся.
— А ему что мы скажем?
Алиса поджала губы.
— Скажешь, что в церковь пойдем, ко всенощной. По правде, говоря, он, скорее всего, догадывается, но он парнишка преданный. Все сделает так, как ты ему прикажешь, и вопросов задавать не будет.
Алиса была права. Филипп ни словом не возразил на то, что его хозяйка собирается покинуть замок без него, ничего не сказал и тогда, когда Крессида вышла из своей комнаты с Алисой, одетая в коричневую фланелевую юбку и белую полотняную блузу. Ее золотые волосы спрятались под полотняным капором. На руке у нее покачивалась корзинка Алисы.
Хотя час был поздний, и большинство слуг суетилось в замке, прислуживая тем сторонникам нового короля, которые еще оставались в Лестере после отъезда Генриха в столицу, Алиса заверила Крессиду, что именно в эту пору многие женщины отправляются купить сыру и хлеба в открытых допоздна лавках.
— Бедняки покупают снедь вечером, когда продукты уже не такие свежие и стоят дешевле. Нас никто не заметит.
У церковных ворот они остановились, с тревогой оглядывая безлюдную улицу. Тот же долговязый парнишка, который днем налетел на них, осторожно показался из-за угла и поманил их. Крессида поспешила подойти к нему, но он, не дожидаясь, сразу зашагал дальше. Было ясно, что он не хочет идти с двумя женщинами вместе, и они должны просто следовать за ним, не теряя его из виду.
Они подошли к распятию на главной улице, затем миновали постоялый двор, где в последнюю перед сражением ночь Ричард держал совет со своими приближенными. У Крессиды перехватило горло — она вспомнила, как ласково говорил с нею король. Хозяин гостиницы решил позаботиться о себе и поспешил закрасить белого вепря, на своей вывеске, синей краской.
Их проводник вдруг нырнул в переулок. Начало быстро смеркаться, и Крессида с трудом различала мальчика в темноте; наконец она увидела, что он остановился, поджидая ее, возле старого дома, второй этаж которого несуразно выдавался вперед, к дому напротив. У одного из соседних домов горел фонарь, и когда парнишка к ней повернулся, она, показалось ей, признала его: неужто это тот самый поваренок, которого она старалась спасти от побоев повара там, в их доме на Стрэнде?
Он постучал в перекошенную дверь и опять обернулся, показывая, что, как только дверь откроется, им следует войти.
Крессида и Алиса вступили в крохотную комнату, которую почти целиком заполняла знакомая грузная фигура Джека Уэйнрайта. Крессида, увидев его, с облегчением перевела дух.
— Мастер Уэйнрайт, где лорд Мартин? Не стало ли ему хуже?..
Он решительно покачал головой.
— Мы держим его в комнате наверху. Скоро нам придется его увезти отсюда, вот я и подумал, что сейчас вам будет сподручнее повидать его.
Алиса предпочла остаться с их проводником внизу. Из кухни вышла женщина и склонилась в поклоне.
— Рада приветствовать вас в нашем доме, миледи. Позвольте предложить вам эль и закуску…
— Нет, нет, — горячо возразила Крессида. — Пожалуйста, не тратьтесь на нас. Вы сделали более чем достаточно, рискуя собой и близкими ради моего супруга.
— Моя кузина, мистрис Джоан Уэйнрайт, — кивнув в сторону полненькой, улыбчивой женщины, одетой просто, но очень прилично, сказал Уэйнрайт. — Ее муж, Дик, служит конюхом в «Синем кабане», как нам велено теперь называть гостиницу. Поднимитесь по лестнице, миледи. Идите осторожно, здесь совсем темно.
С сердцем, бившимся в самом горле, задыхаясь от нетерпения увидеть Мартина и от быстрой ходьбы, Крессида ни о чем не спрашивала Уэйнрайта.
Он прошел через спальню, где стояло два скромных ложа, по всей видимости хозяина и хозяйки дома. В дальней стене виднелась низенькая дверь, и он, наклонив голову, открыл ее. За нею оказалась комнатка, скорее похожая на чулан и, по всей видимости, используемая обычно для хранения яблок или бочонков с солониной. Комнатка была скудно освещена, но Крессида все же разглядела постель с соломенным тюфяком, на которой лежал человек. Не прикрытое ставнями окно источало слабый свет; она подошла к постели мужа и опустилась возле него на колени. Уэйнрайт стоял, ожидая, в дверях.