Флоримон с каким-то особым мстительным удовольствием возвращался к обстоятельствам ее пленения, доказывая, что мужчины Соню всего лишь использовали и не станут ничего предпринимать для её освобождения.
– А кто такой Питер Бич? – спросила Соня.
– О, Питер – самый гнусный из пиратов, каких я видел. Жертвы его, которым по воле провидения удалось выжить, называли его исчадием ада. Мне довелось как-то, сидя с ним в портовом кабачке, выслушивать его хвастливые речи. «Если я за два-три дня не убью кого-нибудь, – говорил он, – ко мне потеряют уважение!» Люди послабее духом при одном виде его цепенели от ужаса и покорно подставляли свои шеи под его нож, точно овцы.
– Неужели человек может бояться до такой степени? – дрогнувшим голосом спросила Соня, мысленно уверяя себя, что Флоримон рассказывает ей всё это, чтобы еще больше напугать.
– Ещё как может! – усмехнулся Флоримон. – Я, конечно, не Питер Бич, но видел страх и в своих… овцах!
Карета, в которой Флоримон сидел рядом с Соней, ехала, по его словам, в Дежансон. Княжне опять связали руки и ноги.
– Бережёного бог бережёт! – ухмыляясь, сказал негодяй.
Правда, путы её не давили, потому что охватывали запястья и щиколотки широкими ремнями из кожи, после которых вряд ли останутся следы. Всё-то у них предусмотрено!
Надо сказать, что как бы Соня ни храбрилась перед этим преступником и перед самой собой, но с каждым часом ей становилось всё труднее справляться с унынием.
То, над чем она в Петербурге, читая, проливала слезы, то, что до сих пор помнила наизусть, теперь казалось ей всего лишь сказками для взрослых, неизвестно для чего написанными. Как всё же отличается тот выдуманный мир, в котором она прежде существовала, от действительности!
Она горько заплакала.
Плачь не плачь, а не думать о будущем возможно ли? Она окинула взглядом безмятежное лицо Флоримона де Баррас. Вот кто не испытывает угрызений совести, не страдает от собственного злодейства.
Заметив, что она плачет, Флоримон достал надушенный платок и смахнул с её лица слезы. Промолвил с усмешкой:
– Женские слезы – всего лишь вода. Однако от них краснеют и опухают глаза. Не будьте глупы. Красивая женщина, явись у неё желание, так может устроить свою жизнь, как иной мужчина и не мечтает.
– И что вы мне посоветуете? – нарочито смиренно спросила Соня, моментально придя в себя от его язвительного тона: и правда, стоит ли показывать врагу свою слабость!
– Вы могли бы помогать мне…
Глядя на её изумленное лицо, Флоримон решил, что она не понимает, о чём он говорит, хотя Соня удивлялась, как вообще ему могло прийти в голову, будто она станет подручной бандита.
– Красивые девушки больше склонны доверять своим сверстницам, чем, к примеру, той же Альфонсине.
– Говорят, её посадили в тюрьму? – позлорадствовала Соня.
– Я мог бы выкупить у казны дом Альфонсины и поселить вас там. О, перед нами открылись бы такие возможности!
– Послушайте, мсье Флоримон! Но зачем вам такое опасное дело? Рано или поздно вы попадётесь, а в подземелье вашего замка столько золота, что хватит вашим внукам и правнукам!
Флоримон с сожалением посмотрел на неё.
– И что вы предлагаете мне делать? В тридцать лет сидеть в своем замке, проедая это самое золото, и умирать со скуки?
– Но есть на свете много интересных дел. Наука…
– О нет, я никогда не был прилежным учеником. Над книгами я зеваю. Возможно, лет через сорок такое времяпрепровождение меня бы и увлекло…
– Вы могли бы жениться. Завести детей…
– А если у меня родятся такие же сыновья, как я сам? Потом жалеть, отчего не удушил их в колыбели?
– Как вы жестоки! – тихо сказала княжна. – Но, может, будь рядом с вами кроткая, добрая супруга, она повлияла бы на вас благоприятным образом.
– Вы считаете, что меня ещё можно исправить? – откровенно развеселился он. – Тогда не займетесь ли вы этим, моя милая наставница?
– Я говорила это серьезно.
– Я тоже, – кивнул он. – У вас есть прекрасная возможность сделать дело, угодное богу. Обратить к добру и милосердию отщепенца и злодея. Сделать его примерным семьянином и любящим отцом. Выходите за меня замуж. Я делаю вам предложение руки и сердца.
В какой-то момент она поддалась на прозвучавшую в голосе Флоримона искренность. Не смогла просто сказать «нет», а стала чуть ли не оправдываться перед ним.
– Но я люблю другого человека!