Он пристроил свечу несколько в стороне от кровати и опять присел рядом с нею.
– Ни к чему зажигать этот ужасный канделябр у вас в головах, он дает слишком много света. А нам больше подойдет полумрак, покров ночи, тайна… Подумать только, совсем недавно я смертельно скучал. Мне надоели все эти придворные блудницы, скачущие из постели в постель. Мне отчего-то нравятся женщины более… целомудренные, что ли. И меня не раздражает то, что вы закрыли глаза. Знатоки рассказывали, что русские женщины чрезвычайно стеснительны. Надеюсь, вы не жалеете об этом балаболке д’Аламбере? Он стал бы делать ради денег то, что я сделаю для вас совершенно бескорыстно!
Глава одиннадцатая
– Простите, как вы сказали? – Григорий тоже поднялся из-за стола. – Вы Леонид Разумовский? Граф? И вы родом из Петербурга?
– Ну да, из Петербурга. Не пойму, что вас так удивляет? Вы, как я понимаю, тоже русский. Может быть, вы знали кого-нибудь из моих родственников?
– Я всего лишь хочу уточнить: нет ли в Петербурге ещё одного Леонида Разумовского?
– Насколько я знаю, нет, – улыбнулся тот. – Среди Разумовских я единственный Леонид. Но что значит ваш странный вопрос? Я не похож на Леонида? Меня вам не таким описывали?
– Неисповедимы пути господни! Простите, это произошло от растерянности, – проговорил Тредиаковский, представляясь графу, – я никогда не мог бы подумать, что здесь, вдали от России, встречу человека, о котором столько слышал…
– И мне кажется знакомой ваша фамилия, – задумчиво проговорил Разумовский, – хотя я готов поклясться, что никогда с вами прежде не встречался.
Он сделал знак товарищу, усевшемуся за стол к французам, с которыми только что собирался драться, а теперь на глазах становился им чуть ли не близким другом, чтобы не ждал его, и спросил у Тредиаковского:
– Если позволите, я присяду за ваш столик, и мы поговорим о том, кто мог вам во Франции рассказывать обо мне?
Тредиаковский задумчиво посмотрел на него и произнес:
– Вы непременно узнаете всё, что захотите, только у меня есть предложение вначале послушать ваш рассказ: что привело вас во Францию из Стокгольма? Вы просто решили развеяться или вас привело сюда какое-то дело?
Разумовский помолчал, пытаясь осмыслить сказанное Григорием, и наконец произнес:
– Кажется, я понимаю, откуда вы наслышаны обо мне. Могу биться об заклад на что угодно, в Петербурге до сих пор рассказывают небылицы о причинах дуэли, в которой довелось мне участвовать. То есть вы, зная обо мне от лиц, наверняка не слишком осведомленных…
«Уж если считать таковой твою невесту!..» – мысленно усмехнулся Тредиаковский, но внешне не показал никаких чувств, только согласно кивнул.
– …вряд ли сможете отделить правду от вымысла, но и рассказанного вам кем-то вполне хватит, чтобы заподозрить в случившемся историю самого низменного характера. Я угадал?
– Угадали, – снова кивнул Григорий. – Хотите сказать, на самом деле все было не так?
Он нарочно дразнил Разумовского многозначительными недомолвками, всеми средствами подталкивая его к откровенности, и ждал, когда наступит такой момент. Как ни уговаривал себя Григорий относиться к графу снисходительно, в глубине души он определил его как человека не слишком порядочного и считал, что фортуна проявила к Соне благосклонность, избавив ее от этого сомнительного человека.
– Как ни странно это прозвучит, – между тем начал рассказывать Леонид, представленный также и барону де Кастру, правда, тот не знал, что граф имеет к княжне Астаховой самое непосредственное отношение, а Тредиаковский вовсе не собирался его в том просвещать, – я приехал во Францию в поисках своей исчезнувшей невесты. О, моя сентиментальная история могла бы исторгнуть слезы у иного романиста и подвигнуть его на создание моего жизнеописания. Подумать только, прожив на белом свете три десятка лет и не будучи всерьез увлечен ни одной женщиной, я чуть было не женился на девушке из богатой семьи, имел бы удачную карьеру – я военный, – если бы не встретил другую – необыкновенную девушку, которую полюбил всем сердцем.
– Начало повествования обнадеживающее, – проговорил барон.
– …С княжной мы встретились незадолго до моей объявленной свадьбы с Дашей. Так звали мою тогдашнюю невесту.
Поскольку Тредиаковский эту историю хорошо знал из рассказа Сони, наверное, он не смог изобразить на лице должного внимания, что весьма смутило Леонида.