Григорий уловил скрытую насмешку во взгляде приятеля и нехотя пояснил:
– Похожу по Парижу, встречу кого знакомого… Нам, иностранцам, не в пример труднее добывать для себя сведения.
– Ну так пойдем со мной, – простодушно предложил барон, – я познакомлю тебя с друзьями. Они очень умные и дальновидные люди, заботятся о будущем Франции, и, может быть, тебя увлекут их воззрения…
– В другой раз – непременно! – отказался Тредиаковский, и Себастьян не стал настаивать.
Однако, если бы он оказался чересчур любопытным и смог, не открывая себя, последовать за Тредиаковским, он увидел бы картину, изрядно его озадачившую.
Выйдя из гостиницы, Тредиаковский остановил фиакр, с виду довольно обшарпанный. Однако лошадь, его везущая, оказалась вполне резвой.
Молодой мужчина прыгнул в экипаж и коротко бросил кучеру:
– В Пале-Рояль!
Как и во многие другие дни, дворец сверкал огнями и из открытых по причине летней жары окон лилась нежнейшая музыка.
Но Тредиаковский был настолько озабочен какими-то своими делами, что не обращал внимания ни на великолепие дворца, ни на богато одетых дам.
То есть внешне молодой мужчина изображал живейшее внимание ко всем диковинам дворца и даже одобрительно улыбался вслед проходящим мимо женщинам, но мысли его были далеко. Этой возможностью – связаться с нужными людьми – он пользовался впервые и слегка волновался: найдёт ли его в такой толчее тот, к которому у него есть рекомендательное письмо?
Впрочем, для непосвященного это и было бы обычное письмо некоей французской графини, которая рекомендовала сына своего русского друга, владеющего многими языками, образованного и воспитанного, вполне подготовленного для работы в качестве секретаря или любой другой, связанной с бумагами, перепиской и прочим.
Людей, лично знающих Григория Тредиаковского, – ту же Софью Астахову или барона де Кастр – удивили бы упоминаемые в письме фамилия и титул, казалось бы, к нему не имеющие никакого отношения.
Потому Григорий так торопился в Париж, что связаться в случае необходимости с нужным человеком он мог всего один раз в неделю в оговоренное время, одевшись подобающим образом и стоя поблизости от некоей скульптуры в парке Пале-Рояль.
Чиновник Коллегии иностранных дел, который напутствовал его ещё в Петербурге, обещал, что к нему подойдут обязательно, потому что некий человек ежемесячно получает плату лишь за то, чтобы появляться каждую неделю в этом самом месте и ждать его.
Когда мимо него проскользнула юная особа, одетая лесной нимфой, в маске из зеленого бархата, Григорий не обратил на неё никакого внимания.
Нимфа грациозной походкой прошла по тропинке, но; сделав несколько шагов, вернулась и проговорила:
– Кузен Валери, вы меня не узнаете? Прекрасно помня эту часть пароля, который он так жаждал услышать, Тредиаковский отчего-то был совершенно уверен, что к нему подойдёт мужчина.
А теперь судьба опять подсовывала ему женщину. Да ещё такую молодую! Он едва не застонал от разочарования, но вовремя спохватился: в конце концов, девушка – всего лишь курьер. Возьмет письмо и скажет…
– Где вы остановились? – деловито спросила его нимфа после того, как игриво увлекла в темную аллею, где никого из гуляющих не было.
Григорий назвал гостиницу.
– Вас найдут!
Изящная ручка выхватила у него из рук письмо, и нимфа скрылась.
Григорий решил немного походить, посмотреть на дворец и парк. В последнее время его жизнь стала напоминать собой сплошную гонку, во время которой он забывал не только о еде и сне, но и о своей личной жизни.
В разговорах с княжной Софьей он иногда рассказывал о всяких достопримечательностях Парижа, но чаще всего это были знания, почёрпнутые им из книг или рассказов очевидцев. Он слишком отдавался своему делу, так что, наверное, не мог даже представлять интереса как собеседник для образованных, начитанных женщин. Ему попросту нечего было им сказать. Раньше он об этом не задумывался. Пока в его жизни не появилась княжна Софья Астахова… А вдруг она сейчас ходит где-то здесь под ручку с каким-нибудь придворным франтом…
Григорий хотел себя разозлить, чтобы не думать о пропавшей девушке с любовью, печалью, горечью утраты… Неужели она вызвала все эти чувства у такого хладнокровного, каким он себя считал, мужчины? Что в ней было особенного, отчего он всё время думает о княжне?
Её необычные зелёные глаза? Но он и прежде видел женщин с не менее красивыми глазами. Или бело-розовая кожа лица, которая алеет при малейшем смущении своей хозяйки? А может, великолепные белые зубки или её алые сочные губы… О боже, так ещё хуже…