– И хранили их в течение всего этого времени? Ведь прошло уже около двух лет! – скептически заметил узколицый адвокат.
– Хорошенькая история! – хмыкнул его писарь, передавая адвокату какие-то бумаги.
Танзи вспомнила, что на самом деле в ее коробочке лежали не те монеты, которые она нашла под кроватью, и с надеждой подумала о том, что, может быть, до рассказа об этом дело не дойдет.
В помещении суда было жарко и душно, оно было забито недружелюбными людьми, которые глазели на нее. Танзи чувствовала слабость, ей очень хотелось оказаться где-нибудь среди зелени, на свежем воздухе и перестать отвечать на все эти вопросы. Она поискала взглядом Уилла Джордана, но его доброе лицо было скрыто от нее дородным конвоиром в гражданской одежде, а все его попытки помочь ей натыкались на уверенность судьи в ее виновности.
Ей очень не хватало поддержки отца, но будь он жив, разве могло случиться это кошмарное ночное происшествие? Она давно предчувствовала, что в их доме должно произойти какое-то ужасное несчастье и даже говорила об этом Тому. Стоя на возвышении, она хорошо видела и хозяина «Золотой Короны», и Глэдис. Мольпас наблюдал за ней с высокомерным равнодушием, а Глэдис спокойно сидела на скамье, сложив на коленях руки с длинными пальцами, которыми она и запихнула шелковую смерть в Розину глотку. Танзи была рада – и будет радоваться этому до конца своих дней, – что мачеха, широко раскрытые глаза которой умоляли о помощи, в свои последние мгновения видела, как Танзи, которую она называла грубым сорняком, рисковала своей жизнью, чтобы спасти ее.
Она прекрасно осознала, что, выскользни она незаметно из комнаты, и ей не пришлось бы стоять здесь, отвечая на вопросы, под страхом быть признанной виновной в убийстве. Впервые за все эти кошмарные дни до нее дошло, что если судья признает ее виновной, она будет предана публичной смертной казни как убийца. И это будет куда более мучительная смерть, чем та, которую она могла принять от рук Мольпаса.
Чувствуя как в ней поднимается паника, Танзи закрыла рот рукой, чтобы подавить подступающий крик. Она так хотела, чтобы поскорее приехал Том, хотя здравый смысл подсказывал ей, что он вряд ли найдет для этого время. Почему же он не едет? Он же знает, какая опасность грозит ей, почему не торопится на помощь? Ведь он хотел жениться на ней… Он всегда уверял, что любит ее…
– Вы были против того, что Глэдис Грамболд живет в вашем доме? – услышала она чей-то голос.
– Да. – Танзи показалось, что вопрос задан откуда-то издалека, а ее опасное признание оказалось почти беззвучным.
– Она предосудительно вела себя все время, пока работала в «Голубом Кабане»?
– Нет, – ответила Танзи чуть слышно. Казалось, что в помещении суда собралось гораздо больше людей, чем бывало в прежние дни, а те, кому не нашлось места в зале, толпились на улице возле дверей. Однако кто-то настойчиво барабанил по ним, явно стремясь пробиться внутрь. Могучий охранник пытался помешать этому, но человеку удалось прорваться, и он пытался протиснуться через толпу, набившуюся в зал. Еще один любопытный с потным лицом, из-за которого только станет труднее дышать, еще одно равнодушное существо, которое будет рассматривать ее, Танзи, соображая, виновата она или нет.
Танзи не видела лица протискивавшегося к ней человека, скрытого от нее толпой, но в какой-то момент дверь на улицу приоткрылась, впустив немного свежего воздуха; она увидела солнечный свет и услышала знакомый звук – ржание уставшей от долгого пути лошади. Знак того, что за этими стенами течет обычная, беззаботная жизнь.
Головы присутствующих повернулись, чтобы рассмотреть того, кто, толкаясь, пробирался по залу, и, люди криками стали выражать свое неудовольствие. Судья постучал по столу, требуя тишины, но человек, который привлек общее внимание, был очень настойчив, и неожиданно Танзи почувствовала, что это, конечно же, Том.
Сердце ее забилось от сознания близкого избавления и почти утраченного чувства надежды, и ей сразу же стало спокойнее. Она полностью полагалась на уверенного молодого человека, который встал у стены, смело глядя на всех собравшихся. Должно быть, это его лошадь услышала Танзи в те мгновения, когда приоткрылась дверь. Он примчался в Лестер так быстро, как только смог. Усталый и покрытый дорожной пылью, он появился здесь, чтобы помочь ей. Охранник опустил руку, и толпа расступилась, пропуская его. Для такого известного человека, как Том Худ, они не могли не сделать этого, подумала Танзи.
Но это был вовсе не Том. Это был Дикон. Дикон, внебрачный сын короля Ричарда, который учился в Лондоне на каменотеса. И в этот счастливый миг она обрадовалась не только его появлению, но и тем переменам, которые произошли в нем. Он не был больше робким, смущающимся юношей, к которому она испытывала материнское сострадание. Менее рослый, чем Том, темноволосый и серьезный. Человек, который познал радость и уверенность в себе благодаря успешному постижению выбранной профессии, имеющий собственные причины для сосредоточенности и сострадания к другим. Человек, которому небезразлична ее судьба и который в трудную минуту захотел быть рядом, чтобы защитить ее.
Взгляд Дикона нашел Танзи, и в тот же миг он, казалось, забыл о всех остальных. Он смотрел на нее, измученную, одиноко стоявшую на возвышении, и улыбался. И Танзи знала, что отныне она никогда больше не будет чувствовать себя одинокой.
– Если вы не украли деньги сейчас, а нашли их почти два года назад, почему же вы до сих пор их не истратили? Зачем вы их берегли?
– Для поездки.
– И куда вы собирались поехать?
– В Лондон. – Слабый, чуть слышный голос обвиняемой неожиданно приобрел уверенность и силу.
– Почему вы хотели поехать в Лондон? У вас там есть родственники?
– Нет, сэр.
– Может быть, там живет молодой человек, с которым вы помолвлены? – спросил мистер Лангстаф, которому было известно, что Роберт Марш очень хотел бы выдать свою дочь за Тома Худа.
Однако Танзи не смогла сказать, что помолвлена и объяснить, почему хотела поехать в Лондон, потому что это она хранила глубоко в своем сердце.
В зале воцарилось тягостное молчание, которое сразу же испортило впечатление от ее ответов, ставших в какой-то момент более спокойными и уверенными. И неожиданно это тревожное молчание было нарушено молодым человеком, который громко сказал:
– Я собираюсь на ней жениться.
Все головы разом повернулись в его сторону. Казалось, что его слова только осложнят и без того запутанное дело. Старый судья, перегнувшись через свой стол и приложив раскрытую ладонь к уху, спросил:
– Откуда вы приехали, молодой человек?
– Из Лондона. И это истинная правда, что я намерен увезти эту девушку туда, как только все эти люди перестанут ее мучать.
– Эти джентльмены не делают ничего предосудительного, они только помогают свершиться правосудию, – строго произнес судья. – Как ваше имя и чем вы занимаетесь?
– Ричард Брум, подмастерье мастера Орланда Дэйла из Олд Джуэри, сейчас я участвую в строительстве дома для сэра Вальтера Мойла, – ответил Дикон таким тоном, словно все это не имело никакого значения. – Разве вы не видите, милорд, что она едва стоит на ногах? Прошу вас, позвольте ей сесть.
Он говорил так спокойно и уверенно, что, недолго поколебавшись, судья велел приставу принести стул. Танзи опустилась на него, преисполненная благодарности к Дикону. Она почувствовала себя гораздо лучше потому, что публика перестала глазеть на нее, переключив свое внимание на необычного юношу в простой пропыленной дорожной одежде подмастерья, рискнувшего попросить королевский суд о милосердии и твердо сказавшего о том, что собирается жениться на обвиняемой.
– Если вы только что приехали из Лондона, откуда вам известно, что происходит здесь? Откуда вы знаете про здешние ужасные события?
– Я не знаю ничего про эти события. Но три дня назад Том Худ, ваш кузнец, разбудил меня рано утром и сказал, что совершено убийство. Он тоже работает на сэра Вальтера Мойла. – Дикон отвернулся от тех, кто задавал ему вопросы, и нежно посмотрел на Танзи. – Он был очень встревожен, но не смог приехать сам, ибо вот-вот должен уехать в Кале.