Королевские интриги интересовали Танзи не сами по себе, а только потому, что могли иметь отношение к Дикону. Несмотря на то, что она видела юного Уорика всего лишь в течение нескольких минут, материнские чувства, которые всегда жили в ее душе, не остались безучастными и равнодушными и на этот раз. Как и большинство стоявших рядом женщин, Танзи не могла сдержать слез.
– Несчастный парень! Сирота! – сокрушалась толстая торговка с ребенком на руках.
Представление закончилось.
Больше не на что было смотреть, и толпа начала расходиться. Возбужденные голоса постепенно стихли.
– По крайней мере, за ним неплохо ухаживают, – сказал Дикон, стараясь успокоить свою невесту. – Там внутри есть сад, вы сами это видели. Послушайте, дорогая моя, вчера мне удалось неплохо продать несколько разных безделушек. И сегодня мы вполне можем покататься на лодке до Вестминстера. А когда мы будем выходить из Тауэрской верфи, вы снова увидите те деревья в саду.
Обняв Танзи за плечи, Дикон повел ее к реке.
– Он не ответил вам, Дикон. Теперь мы никогда не узнаем правду!
– Они специально помешали ему, и он не смог, – ответил Дикон и со злостью пнул ногой камень, оказавшийся у него на пути.
Он старался не думать ни о чем, кроме своего счастливого настоящего и полного надежд будущего. И о том, чтобы доставить удовольствие Танзи прогулкой по реке.
– Скоро у меня экзамен, – напомнил он ей, ловко управляясь с лодкой, – и если я его успешно сдам, получу право работать, и меня примут в гильдию. Тогда мы сможем пожениться. Танзи, мое ненаглядное, терпеливое сокровище, где мы поженимся и где будем жить?
Это свидание прошло даже быстрее, чем другие. Глядя на Лондон с реки и обсуждая бесконечные, дорогие для них темы, они не заметили, как наступило время расставания.
Глава 18
Не зная о том, что Генрих, не позволив себя запугать, принял ответные меры, Линкольн и Лоуэлл высадились в Ланкашире, привезя с собой и Ламберта Сайнела. На их стороне была храбрая ирландская армия и прекрасно подготовленные иностранные войска, присланные Маргаритой Бургундской. Это была отчаянная попытка восстановить Йоркскую династию, которая в конце концов способствовала только укреплению власти Тюдора благодаря тому, что была плохо задумана и организована.
Предусмотрительность Тюдора заметно подняла его престиж. Он приказал усилить охрану восточного побережья на тот случай, если Франция найдет нужным вмешаться в события, после чего сам отправился в Ноттингем, крепость, расположенную почти в центре королевства, чтобы опередить йоркцев. После того, как Генрих Седьмой нанес мятежникам сокрушительное поражение в Стоукской битве, его действия получили значительную поддержку, поскольку были направлены против насильственного свержения правящей династии.
Когда претендент и его наставник были взяты в плен, Генрих поступил очень мудро, не проявив к ним излишней жестокости. Они были доставлены в Лондон, и снисхождение, с которым к ним отнеслись, способствовало не только росту популярности Генриха Тюдора, но и заметному забвению славы Плантагенетов.
Прекрасно зная, какая сила заключена в насмешке, Генрих распорядился послать Ламберта Сайнела работать на дворцовую кухню, что должно было, по его мнению, отбить охоту у остальных возможных заговорщиков отважиться на что-либо подобное пока он жив.
– Наработается этот парень на кухне, и все мысли о том, что он – граф, вылетят из его головы, – посмеялась миссис Гудер, узнав о судьбе Ламберта.
– Я не уверен, что после этого ваш новый король вовсе перестанет бояться претендентов, – заметил Жан Вивер, который стал одним из завсегдатаев ее комфортабельного постоялого двора.
Он пригласил ее, Дикона и Танзи выпить с ним по рюмочке, и хоть молодые люди и предпочитали побыть наедине, они не смогли отказаться от этого приглашения преуспевающего торговца, который всегда искал их общества.
– Возможно, вы и правы, сэр. Ему не повезло. К несчастью, Эдуард Четвертый оставил слишком много родственников, – усмехнулся Дикон, внезапно поняв, что король Ричард предостерегал его именно от этого.
– Впрочем, один из племянников, Линкольн уже устранен, – сказала миссис Гудер, которая мечтала только о том, чтобы ее постоялый двор и впредь процветал за счет торговцев.
– А лорд Лоуэлл? Он был убит? – спросила Танзи.
– Похоже никто не знает, что с ним, – ответил ей Дикон. – С тех самых пор о нем никто ничего не слышал.
– А бедный, добрый священник Ричард Саймон?
– Добрый, как же! – возразила миссис Гудер. – Король Генрих будет абсолютно прав, если повесит его, а уж только потом четвертует. Утащить невинного ребенка из дома и научить его так лгать!
Увидев, что Жан Вивер встал, поеживаясь, чтобы налить себе еще стаканчик бургундского, она участливо спросила:
– Вы замерзли, мистер Вивер?
Пока она просила пробегавшего мимо мальчика-слугу подбросить дров в камин, который теперь, осенью, зажигали очень рано, мистер Вивер вежливо пробормотал что-то по поводу ее комнат, в которых всегда уютно и тепло, и о пронзительном ветре с реки, продувшем его до костей. Однако, подбодренный ее доброй улыбкой, он все-таки рискнул продолжить разговор:
– Неужели вы действительно думаете, что король может так расправиться с ним?
– Нет. Один из членов городской управы был недавно в суде и сказал моему мужу, что, как всегда, король проявил милосердие и всего лишь приговорил его к пожизненному заключению.
– Почему пожизненное заключение всегда принимают за милость? – удивился Дикон.
– Вы только что назвали этого Ричарда Саймона «бедным и добрым», мисс Танзи. Вы что, знакомы с ним? – спросил Вивер, обернувшись к девушке.
Танзи рассказала ему о том, как Ричард Саймон оказал им гостеприимство, когда они по дороге из Лестера в Лондон приехали в Оксфорд, и было совершенно, очевидно, что ей его искренне жаль.
– Да, похоже, он действительно добрый человек. Да поможет ему Бог! – согласился Вивер, внимательно рассматривая свою пустую кружку.
– Вы тоже знакомы с ним? – спросила Танзи.
– Да, я встречался с ним, – признался Вивер, и по тому, как он ответил, было понятно, что он не склонен к продолжению разговора на эту тему.
В тот вечер Вивер распрощался со всеми более поспешно и ушел на свое судно раньше, чем обычно. Казалось, этот человек успел побывать всюду и познакомиться со всеми. Танзи была обеспокоена тем, что он очень часто появлялся в «Голубом Кабане» и явно искал ее общества.
Вокруг было немало мужчин, которые добивались ее благосклонности, но все они были и моложе, и беднее. Она могла смеяться, отвечая на их шутки и комплименты, но они ровным счетом ничего не значили для нее, к тому же та жизнь, которую она вела, давно научила ее ставить мужчин на место. Поскольку она искренне любила Дикона, ей были совсем не интересны другие подмастерья и прочие лондонские ухажеры. Помимо любви, Танзи испытывала к Дикону такое уважение, что сама возможность обратить хоть какое-то внимание, пусть самое поверхностное, на другого мужчину казалась ей невероятной. И в глубине души она признавала, что эти чувства во многом связаны с тем, что ей известна тайна его происхождения.
– Этот тип, Вивер, пристает к тебе? – спросил однажды вечером Дикон в присутствии миссис Гудер, иронизировавшей по поводу того, что их гость не отходит от Танзи, когда появляется в таверне.
– Нет, нисколько. Его нельзя не любить, – ответила Танзи. – Но он все время откладывает выход своего судна, а мы так заняты. Я часто не успеваю сделать всего того, о чем просит миссис Гудер. Представьте себе, что кто-то отвлекает вас, когда вы должны сосредоточиться на какой-то важной работе для мистера Дэйла.
– Конечно, я понимаю. Например, все эти разговоры про бунт. К счастью, все закончилось. – Он взял ее руки в свои и заглянул девушке в глаза. – Он не пытается ухаживать за вами, Танзи? Если да, то…