– Но Ричард на несколько лет моложе меня, – возразил Дикон.
Вивер встал, энергично жестикулируя, и поставил перед ними вино.
– То, о чем я говорю, случится не завтра, а с течением времени разница в возрасте перестает быть заметной. Вам надо будет хорошо подготовиться. Герцогиня расскажет вам все о сыновьях короля Эдуарда и о том, какими их могли запомнить окружающие. Вы узнаете про все семейные предания и шутки, про всех родственников и придворных, узнаете, как они выглядели. Мы должны будем разработать план, чтобы собрать единомышленников, которые нас поддержат.
Дикон услышал учащенное дыхание Танзи и не сомневался в том, что она очень напугана.
– Господин Вивер, вы напрасно теряете время, – сказал Дикон, ставя на стол кружку с вином, к которому так и не притронулся. – Я – резчик по камню, строитель. Мое ремесло – это вся моя жизнь. Через несколько недель я буду сдавать экзамен и надеюсь, что потом меня примут в гильдию. Я сам выбрал эту жизнь, и для другой я не гожусь.
Жан Вивер смотрел на Дикона, улыбаясь.
– Вам предстоит другая, гораздо более интересная жизнь. Вам обоим. Мне кажется, что вы не чужды страсти к приключениям…
– К тому же, я собираюсь жениться, – добавил Дикон, пропустив мимо ушей последнее замечание Вивера.
– Неужели вы оба не видите, насколько легче будет ваша семейная жизнь? Мне кажется, что ни у кого из вас нет денег. Наверное, вы даже не можете купить себе дом. Если вы поедете со мной, вы оба будете жить в роскоши, в такой роскоши, о которой вы никогда даже мечтать не могли. При Бургундском дворце. Танзи, там будет вкусная еда и прекрасные туалеты. Вы будете много путешествовать. Может быть, попадете в Париж. И в другие европейские города. Будете встречаться с королями. И вам, Дикон, больше не придется целыми днями надрываться на строительстве домов для богачей. И Танзи не должна будет больше подносить пиво пьяницам и молодым нахалам. Что вы теряете? Мне кажется, что вы еще не успели прочно обосноваться в Лондоне. У кого-нибудь из вас есть родители?
Танзи покачала головой.
– Мой отец умер, – коротко ответил Дикон.
– Это сильно облегчает дело, – отреагировал Вивер. – Если бы они были живы, возникло бы много трудностей.
– Конечно, – согласился с ним Дикон, и эта ситуация его неожиданно позабавила.
– Кем он был? – спросил Вивер, возвращаясь к тому, что его более всего интересовало.
Рука Танзи, в которой она держала кружку, дрогнула, и она даже пролила вино на платье. Однако Дикон смотрел Виверу прямо в глаза.
– Воином, – ответил он после секундного колебания.
– Так же, как и отец Танзи, – заметил Вивер весьма будничным тоном.
– Им приходилось участвовать в одних и тех же сражениях, – заверил его Дикон.
– Наверное, благодаря этому вы и встретились? Что могло бы вас заставить принять мое предложение, молодой человек, а?
– Я подумаю об этом, сэр.
– Но никогда и ни с кем не обсуждайте это, только между собой.
– О, в этом вы можете не сомневаться! – Говоря это, Ричард Брум, подмастерье, выглядел еще более подходящим кандидатом для Вивера, чем когда-либо раньше. Словно он и на самом деле был Плантагенетом. Как герцогиня будет довольна моим выбором, думал Вивер, поздравляя себя с удачей. И он так хотел угодить своей покровительнице, что внезапно ему в голову пришла шальная мысль – скомандовать отплытие, пока эта пара еще на судне. Однако насильственное участие Дикона в их планах могло быть слишком опасным.
– Наше затянувшееся пребывание начинает интересовать вашу таможню, – сказал он, провожая своих гостей на палубу, – поэтому нам придется отплыть не позднее, чем завтра днем. Всем сердцем я надеюсь на то, что вы оба тоже будете на этом судне, готовые к встрече с моими друзьями во Фландрии и в Бургундии.
– Я подумаю об этом, – ответил самый подходящий претендент, о котором они только могли когда-либо мечтать.
Глава 19
Всю ночь Дикон думал над предложением Вивера. Он лежал без сна в доме Орланда Дэйла, в спальне, среди беззаботно и крепко спящих товарищей. Он старался методично взвесить все «за» и «против» заманчивого предложения фламандского торговца.
В его пользу, безусловно, говорили и шанс помочь йоркцам в достижении их цели, и приключения, и роскошная жизнь, которую он сможет обеспечить Танзи, и сознание того, что именно он может справиться с предлагаемой ролью.
Против предложения Вивера были и неопределенность самого плана, и его, Дикона, собственное нежелание выдать свое происхождение и подчеркивать сходство с Плантагенетами. Кроме того, он не хотел становиться игрушкой в чьих бы то ни было руках и боялся, что Танзи останется молодой вдовой. Однако самое сильное возражение было связано с тем, что он мечтал посвятить себя избранному делу.
В том, что задумывали герцогиня Бургунская и йоркцы, был большой риск, и Дикон знал, какие страдания принесет Танзи страх за его жизнь. Потому что, если он вернется в Англию под видом Ричарда Йоркского, и их заговор не удастся, вряд ли Генрих и второго претендента пошлет работать на дворцовую кухню. Он либо казнит его, либо пожизненно заточит в тюрьму.
Дикон предпочитал оставаться самим собой и заниматься своим делом. Однако решающую роль сыграли отцовские слова: «Именно из таких юношей, как ты, даже благодаря случайному сходству, делают претендентов. Поступи в учение. Живи достойной жизнью ремесленника, женись на простой девушке, затеряйся в большом городе и забудь все, что я говорил тебе.» Эти слова Дикон запомнил на всю жизнь.
Прежде, чем рассвело, он тихо подошел к «Голубому Кабану» и свистнул, как было условлено, под окном Танзи. «Я остаюсь каменотесом» – напевал он эти слова на мотив популярной песенки, и в его голосе была радость, поскольку он не сомневался, что и Танзи не спала эту ночь и должна испытать облегчение, услышав его. Однако, рискуя опоздать на работу, он не смог побороть искушения и побежал к реке, чтобы бросить последний взгляд на судно фламандского торговца. Матросы сновали по палубе, готовясь к отплытию.
И я мог бы быть там, подумал Дикон, и приплыть с ними в Гаагу, увидеть другие города Европы и пережить такие приключения, которые редко выпадают на долю молодых людей. И вернуться в Англию с армией, может быть, даже мнимым королем.
Вместо этого он, прихватив по дороге в пекарне на Бред стрит горячего хлеба, поспешил к дому сэра Мойла, к своим товарищам. Сначала ему предстояло выслушать замечание за опоздание и только потом – доделывать фонтан во внутреннем дворике, над которым он трудился в последние дни.
– Я уверена, что вы приняли правильное решение, – успокаивала его Танзи, когда они встретились вечером, видя, каким усталым и измученным он выглядит.
– Мне кажется, мы оба никогда не принимали всерьез эти сумасбродные идеи, – ответил он, стараясь скрыть от нее разочарование той однообразной и скучной жизнью, которую они предпочли. – И это единственный вывод, который мы можем сделать из заманчивого предложения Вивера. Это та самая единственная ситуация, от которой меня предостерегал мой отец, и, по крайней мере, я рад, что послушался его. Но, моя ненаглядная, моя единственная, как бы я хотел, чтобы вы могли жить, не нуждаясь ни в чем! И чтобы у вас были прекрасные, дорогие туалеты!
– И ради нарядов рисковать собой?! Зачем они мне, потеряй я вас?!
– И вы согласны жить в бедности? Потому что, даже если я стану мастером и начну работать самостоятельно…
Она была счастлива, что смогла разубедить его.
– Господи, Дикон, я была так счастлива, что вы приняли именно такое решение, что даже забыла сказать вам. Нам не придется жить в бедности. Пока мы с вами были у Вивера, приходил Гаффорд. Мне очень жаль, что не удалось повидать его и узнать лестерские новости. Но он оставил господину Гудеру письмо для меня. – Она вытащила письмо из кошелька, висевшего у нее на поясе, и протянула Дикону. – Оно от господина Лангстафа, адвоката. Вы лучше разберетесь в нем, чем я. Постоялый двор продан…