Лангон прочистил горло, привлекая внимание к тому, что сброд явился в тронный зал не глазеть на дракона. Но Machanaz и бровью не повел, отослав орков коротким жестом.
– Просьба услышана. Если вы действительно обнаружили залежи этого металла, мы сделаем воздуховоды. Майрон, отправь рабочих и проследи, чтобы в этом месторождении оказалось именно то, что они пообещали. Лангон, обеспечь эдикт, если они не лгут.
Тар-Майрон, облаченный в красно-кирпичный дублет с тусклой бронзой, кивнул.
– Исполню, Machanaz.
Лангон нахмурился, выводя на пергаменте пометку. Как ни отвратительно, но его внимание теперь занимали вовсе не эдикты.
«Дракон, который играет у всех на виду в тронном зале! Какой стыд! Проклятье, да откуда эта лента? Может, вытащил из косы?»
Королевский глашатай бросил короткий взгляд на прическу Мелькора.
«Нет, косы сегодня без них. Так откуда?»
Лаурундо тем временем, прыткий до неприличия, уполз к основанию одной из колонн. Его счастливое похрюкивание и повизгивания слышались даже сквозь голос больдога, что излагал очередную просьбу – на этот раз совершенно абсурдную, о нехватке сил на добычу угля.
На этот раз попытки Лангона сосредоточиться на работе оборвал странный звук, который издал Тар-Майрон: все равно что подавился собственной слюной.
«Да лучше б насмерть – так, чтобы фана скинул, но ты живучий».
Machanaz почему-то бросил на него испепеляющий взгляд: весь оправился, встряхнулся, будто птица, вычистившая перья в пыли, и одним движением накрыл складками пышного плаща правое колено.
«Мне не показалось?!»
На мгновение… нет, это было невозможно!
Лангон мог поклясться собственной должностью, что на считанные секунды увидел полоску обнаженного колена между сапогом и штаниной.
«Быть не может. Из всего возможного дракон украл подвязку?! Подвязку?!»
Он бегло оглянулся на Тар-Майрона, растерянный, но комендант крепости сохранил издевательски невозмутимое и неуловимо глумливое выражение лица.
«И что теперь делать?! Бежать за Лаурундо?!»
Ответом был грянувший в голове голос.
«Сидите на месте! Оба!»
Майрон едва сдержал смех, когда понял, что произошло.
Он с трудом перечислил бы все выходки Лаурундо, которые дракон устроил, на свой лад исследуя мир новорожденным разумом. Мелочи, разумеется, с вылупления нравились блестящие вещи, но подвязка?
«Как неприлично. Ай-яй. Все подданные увидят вышитую чертополохом золотую ленту и голую коленку, на которую не положено смотреть ничьим глазами, кроме вот этих».
Не то чтобы Майрон удивился, когда затея Мелькора таскать с собой дракона на слушания просителей кончилась именно так: напряженной, словно у взбешенного кота, спиной Мелькора, и его же выражением лица, словно он уселся на иголки или кучу слизней.
От необходимости давить смех аж скулы свело от напряжения. Роскошь тронного зала блистала начищенными полами и колоннами. Все майар делали вид, что ничего не происходит. Орки, некоторые из которых впервые видели дракона, неприкрыто пялились. Лаурундо уполз к стене, изрезанной ониксовыми барельефами, где упоенно кувыркался с новой игрушкой, наверняка обильно пускал слюни и похрюкивал от удовольствия. Мелькор улыбался так вежливо, словно собрался откусывать головы.
Единственное, на что оставалось уповать – так это на то, что никто не догадается, какую деталь гардероба сперло драгоценное дитя колдовства.
«Может, и не догадается. Как будто в этой земле хоть кто-то еще носит вышитые золотом подвязки и видел хоть одну такую».
На памяти Майрона еще ни разу процессия жаждущих королевского благоволения не сокращалась настолько быстро, и не было второго такого дня, чтобы Мелькор ответил согласием на такое количество просьб, включая самые нелепые, и подчас даже не имитировал любопытство. Орки выходили ошалевшими от изумления, майар завидовали.
«Хоть что-то не меняется».
Едва Лангон вывел последние буквы последнего замечания на пергаменте, Мелькор раздраженно взмахнул рукой всем оставшимся в зале просителям.
«Даже чернила еще не высохли».
– Пошли прочь! На сегодня закончено.
Как ему показалось, так быстро и опасливо толпа из тронного зала тоже никогда не утекала. Лаурундо, похоже, не обратил на них ни малейшего внимания, по-прежнему занятый подвязкой.
Но едва тяжелые бронзовые двери гулко хлопнули, Майрон наконец-то глубоко вдохнул и дал волю собственному отвратительному смеху, больше всего похожему на шакалий гогот.
Лангон испепеляюще вытаращился. Майа с трудом удержался от желания подмигнуть глашатаю и вызвать тем самым еще больше возмущения.
«Почему ты всегда смотришь на меня, словно жаба с камнем в кишках, а? Лопнешь же когда-нибудь».
Мелькор невозмутимо закинул ногу на ногу, сверкая белизной обнаженного колена. Он даже голоса не повысил, но железа в голосе хватило и без этого:
– Майрон, заткни сырогрызку.
Майа пожал плечами и упер кулаки в бедра, стоя перед троном.
– Я не удержался, Machanaz. В сие же мгновение верну дитя вашего колдовства во всемогущие руки.
Мелькор так скривился, глядя на него, что в черных глазах отчетливо читалось одно: показному уважению он не верит и отлично видит, кто сейчас паясничает. Лангон было открыл рот, но Мелькор указал на глашатая большим пальцем, даже не оборачиваясь. Словно затылком видел, что делает майа.
– Молчать.
Лангон возмущенно – и пристыженно – захлопнулся.
Найти Лаурундо по звукам счастливой возни и блеску чешуи не составило труда. Дракон вертелся на гладком черном полу, разбрасывал золотые пятна отражения собственной шкурки и увлеченно трепал подвязку.
Майрон фыркнул и присел рядом с драконом на корточки, свесив кисти с коленей. Понаблюдал за тем, как Лаурундо пытается сжевать собственный хвост вместе с лентой, и вздохнул.
– Ну и что?
Похоже, до этого дракон настолько увлекся игрой, что не заметил его присутствия. От его голоса Лаурундо вздрогнул, вякнул и замер с открытым ртом, уставившись желтыми глазами, будто спрашивая, откуда здесь кто-то взялся, пока он играл. Майрон воспользовался моментом и двумя пальцами вытащил из драконьей пасти ленту: изрядно помятую и мокрую от слюней.
Майрон хмыкнул, разглядывая влажные пятна на вышивке. Протянул Лаурундо ладонь, подманивая за собой.
– Хватит с тебя подвязок. Пошли. Или придется взять тебя на руки.
Майа успел привыкнуть, что дракон ненавидел сидеть у него на руках. Начинал пищать, вертеться и отбрыкиваться. И хорошо, если не пытался укусить зубами-иголками за лицо или разодрать когтями одежду. Малый размер вовсе не означал безобидность.
Лаурундо моргнул. И улегся на пузо.
– Хочу игрушку.
А к чему Майрон так и не смог привыкнуть, так это к его голосу. Лаурундо говорил странно: в этом голосе смешались отголоски звериного рыка, эхо голоса самого Мелькора и ноты пискляво-неустойчивого детского голоска.
Он потрепал лентой перед носом Лаурундо: дракон попытался щелкнуть челюстями, но схватил только воздух.
– Это не игрушка. Ты хоть знаешь, что это такое? Это подвязка, чтобы чулки в сапог не сползали. Их нельзя воровать, нельзя слюнявить и тем более нельзя вытаскивать из-под штанов, потому что тебе приспичило. Ты понял?
Лаурундо смотрел на него золотыми глазами с такой кристальной чистотой, что ясно было одно: дракон ничего не понял. Зато высунул раздвоенный розовый язык и дважды свернул его в рулет.
– Игрушка. Хочу.