«И что теперь будет? Меня убьют? Повесят?»
Косорукая, тупая, бесполезная дура! Хотела остаться не в шахтерской помойке: как же! Можно подумать, кому-то интересно, что ее толкнули!
Лангон стоял прямо перед ней, сцепив руки за спиной, и от унизительности ситуации она даже не могла перестать реветь! Каждый раз, когда ей казалось, что дыхание становится ровнее, она видела безразлично-брезгливое лицо Лангона, вспоминала взбешенное лицо Его Могущества, и сопли забивали нос сами собой, а слезы катились только сильнее!
Она никогда не была настолько бесполезной, но разве это докажешь теперь?!
«Вон отсюда оба!»
Она вспомнила взбешенные глаза Его Могущества, этот его крик, и пришлось подавить горький позыв к тошноте в желудке.
Лангон смотрел на ее агонию, словно на дохлого таракана.
– Итак, Ронтавэн, – медленно процедил домоправитель королевских покоев. – За первый час службы ты уничтожила королевский сервиз, свою репутацию, и, вероятно, собственную жизнь. Я приказывал тебе стучаться, но ты вломилась без предупреждения, и твои неуклюжие руки не смогли даже удержать поднос.
«Нет уж! Нет, говнюк!»
И куда ей теперь? Снова ползать в узких шахтовых норах, раздавать еду и заниматься непонятно чем, когда этот придурок даже не предупредил ее, что Его Могущество не один?!
Она шумно шмыгнула носом и выпалила, словно во сне:
– Это ты меня толкнул! Если бы не ты, я бы просто вышла! И ничего не разбила бы!
Лангон и бровью не повел.
– Ты хамишь мне, девочка, – сказал он, сухо констатируя факт. – Твоя служба закончена. Я надеюсь, тебе хватит благоразумия не пытаться сбежать от стражи. Мы найдем тебя, а пока – стой здесь и жди. Если прикоснешься к чему-нибудь – я убью тебя сам. Дальше твою участь решит Machanaz. Ты поняла меня?
«Убьет?! За чайник?!»
Она стояла перед ним, ошарашенная, зареванная и злая, не веря в глупость происходящего. Даже слезы высохли, а страх испарился, выдавленный непониманием и неверием.
– Я поняла, – заставила она себя произнести, вытирая мокрые щеки. – Я поняла.
«Нет уж. Меня никто не накажет за гребаный чайник! И вообще, может, его еще Нузма починит!»
Лангон снисходительно усмехнулся, почти не меняя выражения лица.
– Что ты поняла?
Он мог и не называть ее дурой, потому что это читалось в голосе.
Как же Ронтавэн теперь злилась на него! Только это и заставило ее выпрямиться, нахально расправив плечи, и говорить громко и резко:
– Что я должна стоять здесь и ждать стражу. Не двигаться и никуда не лезть.
Лангон фыркнул и оставил на ней, сопливой и взбешенной, последний пренебрежительный взгляд, оглядев с ног до головы, словно мешок паршивого зерна или дерьмовую скульптурку!
«Сука!»
Когда Лангон ушел, она постояла какое-то время, глядя себе под ноги, и вздрогнула, когда из-за двери раздался чудовищно громкий хохот.
«Что?»
Она понятия не имела, что делать, зато знала одно – назад в шахты она не хочет. Никогда. Ни за что. Больше никаких грязных и сбитых от работы рук и ног, никаких котлов с похлебкой, никаких сломанных костей шахтеров и задиристых орочьих детей!
«Он же меня подставил! Даже не знал, что там будет Майрон! И ничего не сказал!»
Ронтавэн сжала кулаки и часто задышала, зло глядя на змеиные двери перед собой.
«Если тут кто-то и решает больше Лангона, это Machanaz».
Она снова прикусила губу до боли и быстро отерла набежавшие слезы. Голова казалась пустой и легкой, решительность колотилась внутри, словно перезвон колоколов, который заставляет вибрировать каждую кость и мышцу.
Можно подумать, ее жизнь могла стать еще бесполезнее и отвратительнее, чем была или есть сейчас.
«Только бы он не вернулся!»
Ронтавэн глубоко вдохнула несколько раз и взяла из потайного шкафчика несколько тряпок, два ведра и налила воды из кувшина. Постучала в двери спальни, когда услышала, что смех наконец-то стих.
Тишина.
Живот вновь скрутило от ужаса. Ноги подкашивались, воздуха не хватало.
«Давай! Можно подумать, будет хуже!»
Ронтавэн заставила себя постучать настойчивее – уже не костяшками пальцев, а кулаком, в полную силу. Дернулась, когда из-за двери послышался ледяной голос:
– Что там?
«Кудри он любит! Да уж!»
После ночных извращений Майрона Мелькор понятия не имел, сколько времени понадобится, чтобы распутать волосы.
- Что там? – лениво огрызнулся он на стук в дверь, очередной раз отбрасывая гребень и раздраженно разбирая узел в волосах пальцами.
Возможно, Лангон наконец-то принес его чай.
Отсутствие Лангона он понял по непривычной тишине и робкому скрипу двери.
«Да что еще?»
Мелькор нетерпеливо обернулся.
«Она здесь?»
Он даже брови приподнял, когда увидел, как в дверную щель, прямо на него, уставился здоровенный темно-розовый глаз цвета спелой малины, а затем в спальню просочилась зареванная девчонка, которую он не звал.
Девчонка, разбившая его чайник, держала в руках ведра и кучу тряпок. Смешная. Ее лицо смотрелось так, словно его лепили как попало: здесь глаза побольше, здесь нос, здесь шлепнуть большие пухлые губы, черные брови пожирнее, похожие на лисьи хвосты – и сойдет. Из-за ушей, несмотря на серебряный ободок, торчали всклокоченные черные волосы, необычно короткие для женщин и непослушные.
Заморыш от Диссонанса, по-другому и не скажешь.
«Из какой помойки Лангон это достал?»
Теперь ему казалось, что и казнить такое ниже собственного достоинства. Такой и волю ломать не нужно, потому что невозможно сломать то, чего и так нет.
«Или есть? Смелая что ли?»
Он-то думал, что больше не увидит дуреху, но…
– Девочка, ты смерти не боишься?
Он даже отложил щетку для волос – все равно успел расчесать едва ли треть всех волос, разделенных сейчас на пять прядей.
Девчонка посмотрела на него, сжимая в руках тряпку, громко хрюкнула своим смешным носом, и приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать. А затем поморщилась, скривилась, словно собираясь зареветь, и глубоко задышала, не то пытаясь сдержать тошноту от ужаса, не то пытаясь не плакать.
– Machanaz…дайте я уберу хотя бы! – сдавленно выпалила она.
«Интересно, что Лангону это так и не пришло в голову».
Он приподнял бровь, с любопытством разглядывая это маленькое хлипкое чудовище с лицом лягушки.
– Тебе приказали? Где Лангон?
Девчонка покачала головой и снова отвратительно громко втянула сопли.
– Нет, Machanaz. Он пошел за чаем и… - она глубоко вздохнула и всхлипнула. - За стражей. Machanaz.
«Интересно».
На его памяти еще никто из слуг не начинал своего пути в его покоях таким катастрофическим провалом и умоляющими рыданиями. Но что-то в упрямстве этой маленькой дурехи выглядело… забавно.
Мелькор вновь взялся за гребень. Заморыш за его спиной так и стояла, уставившись глазами-плошками, и неловко мялась, не обращая внимания на текущие по лицу слезы.
Он видел ее отражение в большом зеркале на столе.
«Лангон бы умер, но не пустил ее сюда. Значит, оставил в покое, и девчонка воспользовалась возможностью».
– Лангон тебя выгнал, и ты его ослушалась, верно?
Девчонка склонила голову в пол, так и держа в руках огромные ведра. Ему показалось, что с ее носа, прямо на форму, капнула слеза.
– Да, Machanaz.
Она снова хрюкнула.
«Значит, ты неуклюжий, но сообразительный и упрямый заморыш».
Мелькор фыркнул, продолжая расчесывать волосы.