Ничего удивительного: ну, кто посмотрит на нашу покосившуюся, закопченную дверь? Она была приоткрыта. Отец, нагнувшись над лоханью, перемешивал свежую типографскую краску и, к счастью, не видел моей оплошности. Проклиная себя, как последнюю дуру, я вышла вперед и, тщательно выговаривая каждое слово, сказала:
— Здравствуйте, досточтимые господа. Вы позволите вам помочь? Мы располагаем лучшей в Лондоне коллекцией занимательного и душеполезного чтения. Наши цены поразят вас своей скромностью. Многие книги имеют превосходные иллюстрации, выполненные талантливыми художниками. Эти картинки добавляют очарования нашим…
— Я ищу типографию и магазин Оливера Грина, — сказал молодой человек.
Он сверкнул глазами на меня. Я застыла как вкопанная, будто все лондонские часы разом остановились и их маятники перестали качаться. Мне хотелось навсегда удержать это мгновение, а вместе с ним — и облик юного незнакомца. Его красный камзол удивительно блестел на зимнем солнце. Если бы незнакомец взглянул на меня и увидел во мне не мальчишку-сорванца с грязной физиономией, а девочку, почти девушку. Увы! Его глаза равнодушно проехались по мне и остановились на двери нашей типографии. Наконец я очухалась и распахнула дверь, впустив всех троих внутрь.
— Прошу, досточтимые лорды. Это и есть магазин ученого и книгопечатника Оливера Грина. — Затем я крикнула в сумрак типографии: — Отец! К тебе трое знатных лордов!
По полу заскрипел высокий табурет, на каких работают печатники. Отец спрыгнул и заторопился навстречу посетителям, вытирая о фартук руки. От него пахло типографской краской и разогретой бумагой.
— Добро пожаловать, уважаемые господа. Приветствую вас в моем скромном магазине.
Отец, как всегда, был в черном. Мне вдруг стало неловко за манжеты его рубашки, запачканные пятнами краски. Хорошо, что черный цвет ткани их скрывал. Я взглянула на отца глазами наших важных посетителей и увидела человека лет пятидесяти, с густыми волосами, когда-то черными, а после нашего бегства — совсем седыми. Его лицо покрывали морщины. Если бы не согбенные плечи, он был бы выше ростом.
Он кивнул мне. Я поспешно вытащила из-под прилавка три кособоких стула, однако важные посетители садиться не пожелали. Они остались стоять, оглядываясь по сторонам.
— Чем могу служить? — спросил отец.
Я вдруг увидела, что он вовсе не рад приходу таких важных персон. Наоборот, отец испугался. Он испугался всех троих: обаятельного молодого человека, господина в черном и их спутника, сияющего ослепительной белизной.
— Мы ищем Оливера Грина, книготорговца, — повторил юный лорд.
— Оливер Грин перед вами, — сказал отец, слегка поклонившись. Он волновался, отчего его испанский акцент был особенно заметен. — Я готов служить вам всем, что в моих силах. Любым способом, сообразующимся с законами и традициями страны…
— Да, да, — с непонятной мне резкостью сказал молодой человек. — Мы слышали, что вы, Оливер Грин, недавно прибыли из Испании.
Отец снова кивнул.
— Я и в самом деле сравнительно недавно прибыл в Англию, но Испанию мы покинули три года назад.
— Вы англичанин?
— Теперь англичанин, если вам угодно, — с осторожностью ответил отец.
— А ваша фамилия? Это настоящая английская фамилия?
— Прежде я звался Верде, — сказал отец, кисло улыбаясь. — Но англичанам легче и привычнее произносить Грин.
— Вы ведь христианин? Издатель книг по христианской теологии и философии?
Отец тяжело проглотил ком слюны. Можно было подумать, что его спросили о чем-то опасном.
— Да, сэр. Естественно, я — христианин.
— Реформированный или придерживающийся старой традиции? — совсем тихо спросил молодой человек.
Мой отец не понимал, какой именно ответ они хотят услышать. Естественно, он не знал и о том, чем чреват его ответ. В Испании, да и не только там, ответ мог отправить отвечающего на костер, плаху, виселицу и так далее. Неужели англичане в правление молодого короля Эдуарда уподобились католикам и решили извести у себя ересь и еретиков?
— Реформированный, — ответил явно оробевший отец. — Правда, крещен я был еще в старой традиции. Но это было в Испании, а в Англии я следую законам реформированной английской церкви… Благодарение Господу за эти реформы. Я — верный служитель короля Эдуарда и хочу всего лишь заниматься изданием книг, подчиняясь королевским законам и молясь в его церкви.
Отец вспотел, что бывало с ним довольно редко. Мои ноздри уловили пронзительный запах пота. Едкий, как дым. Это был запах страха.