Придворные окружили короля, чтобы поподробнее расспросить его, но он повторял одно и то же:
— Королева будет жить. Она вне опасности. Он пробрался сквозь толпу к Барбаре, мягко коснулся ее щеки и сказал, точно они были одни в комнате:
— Я понимаю, милая, чем ты была для меня в эти дни. Я всегда говорил, что, если бы решил воевать, то не желал бы лучшего союзника, чем Барбара Палмер.
Глава 27
Как только королева полностью восстановила свои силы, Барбара начала следить за ее здоровьем с заботливостью повивальной бабки. Она сговорилась с одной из королевских прачек, и та сообщала ей каждый месяц о начале менструации у королевы. Барбара поняла, что сможет жить спокойно только тогда, когда королева разродится здоровым ребенком. Конечно, Карл не желал смерти Катерины, но, когда опасность для ее здоровья миновала, его любовь к Френсис Стюарт вспыхнула с новой силой и завладела всем его существом. Барбара жила в постоянном страхе. Ведь Бекингем вполне мог убедить Карла в том, что религиозной и воспитанной в духе строгой морали Катерине гораздо лучше будет жить в монастыре, вдали от развратного легкомысленного двора.
Но по иронии судьбы ребенка опять ждала Барбара, а не Катерина. Сначала Барбара радовалась этому обстоятельству, но прошли месяцы, и ей стало неловко ощущать свою неуклюжую полноту рядом с девичьей хрупкостью Френсис.
Однажды вечером Барбара беспокойно сидела в кресле в апартаментах королевы. Она была уже на седьмом месяце, и спина у нее нещадно болела. Юный музыкант из Нормандии расхаживал по залу, наигрывая веселую мелодию, его лютня была украшена яркими разноцветными лентами. Звуки, извлекаемые им из этого инструмента, причиняли Барбаре дополнительные страдания, точно музыкант играл на ее оголенных нервах. Это был маленький интимный вечер. Король и королева сидели у камина, Катерина пребывала в прекрасном настроении и казалась почти хорошенькой, и Карл с доброй улыбкой осыпал ее комплиментами. Френсис и Бекингем, расположившись за столом, сооружали карточные домики. Анна, герцогиня Йоркская, в одиночестве скучала на софе, чувствуя себя немного неловко. Ее муж Яков увлеченно беседовал со своей последней любовницей леди Карнеги, подругой юности Барбары.
Барбара заметила, что герцогиня поднялась, извинилась перед королем и покинула комнату. Она была погружена в свои мысли и, казалось, злилась сама на себя. Ее любовь к красавцу мужу все еще не остыла, но как же глупо все время появляться там, где бывают его любовницы!
Леди Карнеги проводила герцогиню взглядом и подмигнула Барбаре, которая чувствовала себя крайне неловко, разрываясь между своими чувствами к этим двум Аннам. Порой у нее возникало желание затащить леди Карнеги в ванную комнату и смыть большую часть румян с ее почти по-клоунски размалеванного лица.
Разговоры текли вяло и в основном касались последних сплетен. Несколько пар танцевали в конце небольшого зала, хотя единственной музыкой была баллада, исполняемая нормандским лютнистом, и движения танцующих не совпадали с музыкальным ритмом. Но это было не главное! Танцы давали возможность касаться друг друга, делать пикантные предложения и назначать свидания.
Барбара сидела за карточным столом вместе с Чарлзом Беркли. Она поклялась неделю не садиться за карты, чтобы испытать свою силу воли, и поэтому они играли в кости на булавки вместо денег.
Подняв глаза, Барбара вдруг увидела канцлера Кларендона, направляющегося к королю. Канцлер редко участвовал в придворных празднествах, и его появление вызвало здесь крайнее удивление.
Барбара насмешливо подняла бровь и спросила Беркли:
— Как вы думаете, что могло подвигнуть его на такой подвиг?
Беркли бросил кости, посмотрел, как они легли, и сказал:
— Вероятно, какие-то новости о войне с Голландией!
Барбара устало повела плечами. Все знали, что рано или поздно эта война начнется опять. Англия и Голландия — две морские державы, и их торговое соперничество неизбежно приводило к войнам. Барбара смотрела на это спокойно, как на обычное дело. Давно известно, что Англия непобедима на море; она доказала это во время царствования королевы Елизаветы, разгромив Испанскую Армаду.
Кларендон закончил разговор с Карлом и, тяжело опираясь на трость, пошел к выходу. Его правая нога была перебинтована — явный признак разыгравшейся подагры. Он не отвечал на приветствия придворных, но, проходя мимо Френсис Стюарт, остановился и любезно улыбнулся ей. Он по-отечески похлопал ее по щеке, и на лице девушки заиграла улыбка. Она была польщена высоким вниманием.