Если бы эти мгновения могли стать вечностью: бесконечное слияние их тел, его вид, вкус, запах… Поток сладкого освобождения переполнял их, Барбара почувствовала, что он ускользает от нее… Она застонала от смешанного чувства восторга и потери.
Карл склонился к ней, обнял и прижал к своей груди. Они лежали, долго глядя друг другу в глаза. Затем Барбара прошептала, точно давая священную клятву:
— Я люблю тебя.
Глава 35
Красота! Если женщина теряет свою привлекательность, то ей лучше вовсе не жить! Всякий раз, встречая в Уайтхолле Френсис Стюарт, Барбара испытывала острую жалость. В глазах Френсис теперь всегда стояла мучительная мольба, словно она просила взглядом: не смотрите на меня слишком пристально, вы делаете мне больно.
Барбара желала Френсис только добра, но невольно, из какого-то суеверия, избегала ее, точно уродство Френсис могло быть заразным. Френсис при всем ее старании не удавалось скрыть своего безобразия. Она избегала яркого солнечного света, опускала на лицо тонкую полупрозрачную вуаль, за которой не был виден ее заплывший глаз. Она ловко играла веером, используя его как ширму, чтобы скрыть оспины, изрывшие ее щеки.
Карл — добрейшее существо — суетился возле Френсис, оказывая ей бесконечные знаки внимания, флиртовал с ней, пытаясь создать видимость былой избранности. Но Барбара не могла не замечать жалости, то и дело вспыхивавшей в его глазах, и отворачивалась, невольно испытывая отвращение. «О, Господи, — молила она, — не дай, чтобы такое случилось со мной!»
Слова Кларендона: «Скоро вы постареете» часто всплывали в ее памяти. Ей казалось, она плывет по реке времени и быстрое неумолимое течение затягивает ее в черный омут старости. Каждый пережитый день делал ее чуть старше. Двадцать шесть лет! А у нее уже пятеро детей. Всего через несколько лет ей будет тридцать, и тогда… Барбара испуганно отгоняла эти мысли.
Барбара стала одержимой, ее жизнь казалась ей такой уязвимой, опасность подстерегала на каждом шагу. В любой момент могла опрокинуться карета или она могла упасть в пролет лестницы и стать калекой на всю жизнь. Вместе с беспечностью Барбара потеряла прежнюю непринужденную изящную грациозность, ее движения стали замедленными и осторожными. Она жила с ощущением постоянной тревоги и чувствовала, что скоро сойдет с ума, если не выкинет из головы проклятые слова Кларендона: «Скоро вы постареете!» Порой, пытаясь избавиться от наваждения, она сжимала виски, словно хотела выдавить зловещее предсказание из свойе головы.
Нервы ее совсем расшатались, и она в отчаянии решила отправиться к доктору Джону Хейдону, знаменитому лондонскому астрологу и мистику, чтобы узнать свое будущее. Барбара знала, как быстро разлетятся по Лондону сплетни о ее визите к Хейдону. Слухи будут самыми разнообразными: одни будут говорить, что ей понадобился яд, чтобы расправиться со своими врагами, другие — что она покупает приворотное зелье, чтобы сохранить любовь короля. Поэтому она нацепила белый парик, плотно закуталась в черный плащ и скрыла лицо под черной маской. Ее карету тоже могли узнать, и, чтобы исключить всякую случайность, Барбара села в наемный экипаж, а доехав до дома Хейдона, долго и внимательно осматривалась, прежде чем войти внутрь. Дорога в пыльном тряском экипаже слегка утомила ее, но, стараясь выровнять дыхание, Барбара призналась себе, что в этом больше виноват страх, чем усталость.
Хейдон открыл дверь и с легким поклоном пригласил ее в приемную.
— Прошу вас, мадам.
Его острый проницательный взгляд сразу отметил богатый, подбитый мехом плащ, и он задумался о сумме, которую следует запросить с нее. Пройдя в тускло освещенную комнату, Барбара содрогнулась, сердце ее сжалось от страха. Зловещий череп ухмылялся ей из угла, стены маленького помещения были увешаны астрологическими картами и таинственными кабалистическими символами, затхлая атмосфера действовала угнетающе. Хейдон подхватил ее под локоть и ободряюще сказал:
— Пусть обстановка моего кабинета не тревожит вас, мадам. Все это, — он махнул рукой на стены, — лишь орудия моего ремесла. — Он смахнул пыль со стула, протерев сиденье рукавом, и предложил Барбаре присесть. Поежившись, она села, стараясь как можно реже вдыхать этот заплесневелый воздух. Сдвинув ворох бумаг на середину, Хейдон примостился на уголке стола и поглядывал на гостью поверх сложенных шалашиком рук. Наружность старика была омерзительной, казалось, он сто лет не мылся. Неприятное ощущение усиливалось длинными седыми волосами и белесыми маленькими глазками.