Он резко шагнул к ней.
— Бог мой, ты просто бесподобна в гневе!
Барбара отбивалась изо всех сил, но он все же поднял ее на руки. Краешком глаза она видела за полуоткрытой дверью кровать, на которой они провели столько исступленных ночей. От прикосновений Филипа ее предательское тело начало возбуждаться, она таяла в его крепких и нежных объятиях. Негодование на такое предательство со стороны собственной плоти лишь усилило ее ярость. Она разошлась не на шутку, ее кулачки колотили где попало в стремлении вырваться и причинить ему боль. Один удар пришелся точно в челюсть, Филип отшатнулся и ослабил объятия.
— Ты что, принимаешь меня за шлюху? — дрожа от ярости, одними губами произнесла она. Но помимо воли она спрашивала себя: «Почему бы не остаться с ним в последний раз?» Барбара тряхнула головой, отгоняя прочь эти мысли. — Ты просто тряпка, если только женитьбой можешь поправить свои дела. Но знай, я отомщу, и очень скоро! Тебе будет так же больно, как мне сейчас.
Филип потянулся к ней, но она бросилась к двери и, спотыкаясь, побежала вниз по деревянным ступеням. Слезы застилали ей глаза. Она схватилась за перила, чтобы не упасть, и большая заноза впилась в нежную кожу ладони. Не чувствуя боли, Барбара тупо смотрела на руку и с удивлением думала: «К чему цепляться за жизнь, когда сердце разбито, может, просто броситься вниз с этой крутой лестницы?» Мысль о самоубийстве глубоко засела в ее сознании. Жгучее отчаяние раздирало ее; надо было как-то избавиться от этой боли, даже если для этого придется покончить с собой. В таком беспросветном отчаянии ей не прожить и часу.
Она вспомнила, что отпустила Джорджа и что у нее даже нет денег, чтобы нанять экипаж. Какая разница? Что еще может случиться? Барбара направилась в сторону дома, медленно переставляя ноги, словно каждый шаг доставлял ей непереносимую муку. Образ Филипа неотступно преследовал ее. Она отчаянно пыталась выбросить его из головы: «Я не должна думать о нем. Может быть, позже. Когда стану старой… и рана затянется». Мысль о самоубийстве как-то незаметно оставила ее.
Дорога была неблизкой. Усталая, со стертыми в кровь ногами Барбара наконец добрела до дома. Мать поджидала ее, пребывая в ярости, но это не тронуло Барбару. Мэри окинула критическим взглядом покрытое пылью платье дочери.
— Шлюха! — коротко и презрительно бросила Мэри. — Посмотри, до чего довело тебя распутство! Над тобой смеется весь Лондон. Ты выставила на посмешище всю нашу семью.
В детстве Барбара благоговела перед матерью, восхищаясь ее мягким голосом и изысканными манерами. Сейчас Мэри была похожа на разъяренную фурию, но Барбара оставалась совершенно безразличной.
— Хватит, мама.
Мэри удивленно открыла рот, а Барбара спокойно пересекла комнату и взяла графин, полный крепкого портвейна.
— Что ты собираешься делать с вином?
— Я собираюсь пойти к себе в комнату и выпить его. Уж если я шлюха, то почему бы мне не быть пьющей шлюхой?
Барбара уже поднималась по лестнице к себе в спальню, когда Мэри крикнула:
— Ты думаешь, кто-нибудь женится на тебе после этого?
Барбара остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
— Обещаю тебе, моя свадьба состоится еще в этом месяце.
В эту ночь Барбара первый раз в жизни напилась. Ей всегда казалось, что опьянение в чем-то сродни смерти, уводящей человека в иные миры, а сейчас ей так хотелось забыться. Она не захватила бокал. Какие пустяки! Можно пить и из горлышка. Большими глотками она пила крепкий портвейн. Обжигающий стыд волнами накатывал на нее. Какой дурой она оказалась! Возможно, в пуританской морали есть своя правда. Если мужчина получает желаемое слишком легко, то не ценит этого.
Моя свадьба должна состояться раньше свадьбы Филипа, подумала она. Пусть он будет мучиться по ночам, представляя меня в объятиях другого мужчины.
Барбара пила всю ночь, мысли ее то путались, то прояснялись. Наконец на рассвете она осмелилась взглянуть правде в глаза. Решение Филипа бесповоротно. Ей была известна его любовь к роскоши, по сравнению с которой любовь к ней бледнела. Она почувствовала ужасную опустошенность и поежилась. Никогда больше Филип не сожмет ее в объятиях. Почему все так получилось, какое колдовство было в его золотистых волосах, в его голубых глазах и тонком аристократическом лице, почему он стал для нее единственным желанным мужчиной?
Уже без слез, тихонько всхлипывая, она раздумывала о своем будущем. Замужество — единственный выход из создавшегося положения. Женщина обретает спокойствие и уверенность в себе, только когда найдет себе мужа. Общество, подобно стае волков, преследует ее, пока она не выйдет замуж. Молодые девушки поставлены в такие условия, что не могут позволить себе просто общаться с молодыми людьми. В каждом мужчине они видят возможного мужа. Который же из них? Этот или тот? И возможно даже, как в прискорбном варианте Барбары, захочет ли жениться хоть кто-нибудь?