— Неужели брак длится и после смерти, милорд? Никогда не думала, что это возможно!
Из груди Роджера вырвался стон, он повернулся и выбежал из комнаты. Он всегда понимал, что женился на редкой райской птице и что обычный английский вьюрок был бы более подходящим для семейной жизни. Но он любил Барбару, она точно околдовала его; казалось невероятным, что он обладал таким совершенством. Он любил в ней все: и острый ум, и звонкий смех, разносившийся по всему дому, если она бывала в хорошем настроении. Когда он представлял себе этот мир без Барбары, перед ним вставали картины черного безмолвия, словно все птицы вдруг умерли, а цветы поблекли. И так же он не мог вообразить Барбару, потерявшую свою несравненную красоту.
Мать Барбары приехала в Дорни-Корт, узнав о ее болезни. Она подолгу стояла на пороге спальни, смотрела на спящую дочь и тоже думала о красоте Барбары. Эта вызывающая красота всегда казалась Мэри почти неприличной, а теперь, если Барбаре удастся побороть болезнь, она останется обезображенной. Стараясь прорваться сквозь серые волны, туманившие ее сознание, Барбара с трудом повернула голову и заметила стоящую в дверях мать. Чтобы избежать заражения, Мэри дышала через льняное, пропитанное уксусом полотенце. Барбара попыталась улыбнуться.
— Твоя красота… — донесся до нее приглушенный голос матери.
Улыбка Барбары казалась мечтательной.
— Вам никогда не нравилась моя красота, матушка. Может быть, когда я стану уродливой, вы будете больше любить меня.
Мэри испуганно вскрикнула. Неужели девочка знала, что она не любит ее? Она бессильно плакала, а Барбара то погружалась, то выныривала из своего дремотного бреда, запавшие глаза ее резко выделялись на бледном изможденном лице.
Однажды, заметив, что Барбара открыла глаза, Мэри сказала дрожащим голосом:
— Барбара, постарайся не думать о своей внешности! Пусть ты потеряешь свою красоту, но ведь у тебя останется множество других достоинств: молодост, решительность, смелость… Ты оставишь на земле свой след.
— Мама, ты плачешь! — Голос Барбары был по-детски удивленным. — Почему ты плачешь, мама?
Это было невозможно вынести. Мэри выбежала из комнаты, больно стукнувшись о дверной косяк. Барбара встревожено смотрела ей вслед. Что же случилось?.. Что?.. Она должна бежать за матерью! Должна… Голова у нее закружилась, и Барбара опять погрузилась в беспамятство. Ей виделось, что она бежит за Филипом по цветущему лугу. Стон сорвался с ее губ: солнце вдруг скрылось и цветы на лугу померкли. Она вспомнила, что вступила в битву со смертью, и ее слабые руки поднялись, словно хотели разогнать наплывающий черный туман.
Однажды Барбара собралась с силами и упросила Нэнси принести ей перо и бумагу. Приподнявшись на подушках, она дрожащей рукой писала письмо Филипу. Сознание ее то и дело затуманивалось, она думала, что уже никогда не увидит его. Барбаре хотелось вложить в этот листок бумаги всю неистовую силу своей любви, хотелось оставить о себе последнюю память в этом мире, прежде чем она соскользнет в темноту забвения. Непослушные строчки прыгали из стороны в сторону: «… я жила только ради твоей любви и умираю, любя тебя больше всего на свете».
В моменты просветления ей становилось жаль себя. Как печально умереть в двадцать лет! Как нелепо умирать, когда тебя любит один из красивейших и знатнейших кавалеров во всей Англии! И к тому же ужасно несправедливо, что она не доживет до восстановления монархии и не сможет блистать на королевских балах. Интересно, будет ли вместо нее, живой и здоровой, бродить по коридорам Уайтхолла хотя бы ее призрак?
Нэнси обмывала исхудавшее тело Барбары, поила ее травяными настоями, и в который раз пыталась уверить Барбару, что отослала Филипу то драгоценное письмо. Барбара не хотела, чтобы Филип видел ее обезображенное тело, видел ее в таком ужасном состоянии, — пусть она останется в его памяти совершенством! — и в то же время мечтала о том, чтобы он вдруг оказался возле нее, обнял ее своими нежными сильными руками. Тогда она выживет. Тогда сохранит свою красоту.
Едва слышные упреки срывались с потрескавшихся от жара губ Барбары. Она упорно обвиняла Нэнси в том, что та не отослала ее послания. Нэнси заплакала, и Барбара, взяв ее за руку, сказала жалобно:
— Нэнси… Если бы он… заболел, я бы обязательно пришла к нему.
Если бы Филип заболел оспой, она была бы возле его постели день и ночь, презирая опасность заражения и рискуя потерять жизнь и красоту.