Генриетта-Мария гордо откинула назад головуи прикрыла веками свои черные глаза.
— Это невозможно! Я не могу принять ее!
Карл, не позволяя чувству жалости закрасться в его душу, отвернулся в сторону.
— Отлично. Право же, Людовик будет счастлив принять вас обратно в качестве бедных родственников.
Королева моментально припомнила годы нужды и унижений, которые она провела в изгнании на иждивении родственников. Ей хотелось вернуться во Францию с высоко поднятой головой и с тугим кошельком. Она стояла перед выбором, и ее французская практичность взяла верх. В конце концов жить она все равно будет во Франции. Не столь трудно поулыбаться несколько дней Анне! Зато она вернется во Францию с кошельком, полным золота, а неприятный привкус этих денег быстро изгладится из памяти.
Анна получила приглашение на прием для официального представления королеве-матери, которая всем сердцем ненавидела ее. В зале толпились жадные до зрелищ придворные. Анна, еще не вполне оправившаяся после родов, боялась, что ей станет дурно от духоты, резкого неприятного запаха пропитанной потом одежды и от пристальных взглядов придворных. Она глубоко вздохнула и приветствовала свекровь с безупречным достоинством; по рядам придворных прошел шепот, что хотя Анна и не знатного рода, но держит себя по-королевски, не хуже принять невестку, чем сама Генриетта-Мария.
Вынужденное согласие королевы-матери убедило Якова помириться с Анной и признать своего сына.
Барбара порадовалась за Анну, но ее не покидали тревога и опасение за собственное будущее. Она уже в полной мере осознавала ненадежность своего положения в свете. Какой же глупой она оказалась в итоге! Когда Роджер милостиво отошел в сторону, позволив ей открыто жить с Карлом, придворные льстецы с таким рвением восхваляли ее, что Барбара вообразила себя почти что королевой Англии. Но с приездом принцессы Оранской и королевы-матери в Уайтхолл все изменилось. Они устраивали роскошные приемы, а Барбара, покинутая всеми, тосковала, как в заточении, в своем доме на Кинг-стрит. «О, как я ненавижу их!» — Барбара скрежетала зубами в бессильном гневе, так ей хотелось отомстить за все унижения. В большей степени ее гнев относился к принцессе Оранской, поскольку она успела полюбить Мэри, пока гостила в Гааге.
Планы мщения порой заводили ее так далеко, что она в испуге одергивала себя. Некий шарлатан, Джон Гейдон, именующий себя доктором, стал довольно знаменитой личностью в Лондоне. Говорили, что он преуспел в оккультных науках и предсказывает будущее по звездам. Также ходили слухи, что он снабжает ядами тех, кто хочет извести своих врагов. Однажды Барбаре привиделось, будто она, закутавшись в черный плащ и скрываясь под маской, едет в дом Гейдона и получает флакончик бесцветной жидкости, которую вливает в пищу Мэри. Глаза Барбары загорелись, рот приоткрылся, она, затаив дыхание, уже представляла себе корчившуюся в судорогах Мэри. Но тут в комнату вошла Нэнси со стопкой нижнего белья и разрушила эти страшные грезы. Ужаснувшись собственным фантазиям, Барбара быстро перекрестилась, чтобы оградить себя от греха, и в тревоге положила руку на живот, надеясь, что не повредила своему будущему ребенку таким безумным видением.
Барбара необычайно расстроилась, когда Карл как-то вечером заметил:
— Мэри жутко злится на матушку за то, что та приняла сторону Анны. Последнее время она ходит бледная и вялая. По-моему, от такой злости и заболеть недолго.
Со страхом взглянув на него, Барбара прижалась щекой к его плечу, чтобы скрыть виноватое выражение, появившееся в ее глазах. Конечно, все это глупости, думала она, разве можно только дурными мыслями заставить заболеть своего врага?
Через несколько дней по дворцу разнеслась весть, что Мэри заболела оспой.
— О, Боже Милосердный! — Барбара упала на колени и с редкостным для нее рвением начала молиться. Вспомнив все свои грешные мысли, она страстно молила Бога спасти Мэри, твердя, что не имела намерения на самом деле вредить ей. Она проклинала свой вспыльчивый характер и клялась, что в будущем научится сдерживать себя, любить своих врагов и станет истинно добропорядочной леди.
Ежечасно она посылала справляться о здоровье Мэри; принцессе Оранской становилось все хуже, и Барбара вновь и вновь возносила к небу горячие мольбы. Но, несмотря на молитвы, где-то глубоко в ее душе теплилась мысль, что, если Мэри умрет, то она вновь будет принята во дворце и вернет себе славу первой леди Англии.
Мэри, чувствуя близость конца, призвала к себе Якова и Анну и слабым голосом умоляла простить ее за то, что причинила им столько неприятностей. Слезы текли по ее щекам, она коснулась руки своей бывшей фрейлины.