Барбаре ужасно хотелось прямо спросить Анну о том, как они ведут себя в постели. Ей хотелось узнать подробности и оценить собственный опыт. Но неожиданная робость мешала ей.
Анна заметила огорчение подруги и успокаивающе обняла ее:
— Вероятно, твоего возлюбленного нет в Лондоне. Мне кажется, он безумно влюблен в тебя, иначе просто быть не может. Да ты только взгляни на себя! — Она решительно взяла Барбару за плечи и повернула ее лицом к зеркалу. — Посмотри, до чего ты хороша! Все мужчины должны быть у твоих ног.
И действительно, прослышав о красоте Барбары, все кавалеры Лондона стремились получить приглашение в их дом. Они толпились в скромном доме Вилльерсов, царапая каблуками сапог натертые до блеска полы и наполняя гостиную веселым смехом. Понимая, что они должны принимать гостей, если хотят найти подходящую партию для Барбары, Мэри все же беспокоилась из-за непомерных расходов.
— Их у нас только что за завтраком не бывает, — сетовала Мэри. — Неделя еще не прошла, а я уже истратила 4 фунта 5 шиллингов и 9 пенсов.
Ей приходилось покупать говядину, баранину, свиную вырезку и телячьи ножки — мясо было основным продуктом питания в их семье. Но для гостей приходилось еще заказывать устрицы, соленую рыбу, креветки, апельсины, изюм. Не говоря уж об огромном количестве переведенных яиц и муки.
— И к тому же, — вздыхала Мэри, — еще расходы на вино или эль, а для прислуги пиво.
Барбара улыбалась:
— Может, если бы наши гости пили более изысканные вина, то затраты бы снизились?
Клареты и бургундское пьют обычно маленькими рюмками. Простые вина — бокалами и кубками, и уважающий себя джентльмен выпивал такой кубок за один глоток и, переворачивая его, гордо показывал, что в нем не осталось ни капли. Вечер за вечером гости просиживали в доме Вилльерсов, пили бокал за бокалом и каждый стремился сесть поближе к Барбаре. Она узнала, что скамеечки для ног можно использовать не только по их прямому назначению. Зачастую она одна располагалась в высоком кресле, окруженная кавалерами, примостившимися на этих неудобных низеньких сиденьях.
За несколько недель пребывания в Лондоне опьяненная успехом Барбара открыла для себя, что красота — единственное богатство женщины, а уж этим она обладала в полной мере. Дурнушку никто не замечает, вроде как ее и не существует вовсе, а у ног красавицы — весь мир. Но где же тогда Филип? Может быть, он разочаровался в ней? Вероятно, красота лишь ненадолго привлекает внимание мужчин, а чтобы удержать их возле себя, необходимо использовать другие средства. Должно быть, существуют тайные уловки любви. Барбара вспыхнула: воспоминания о ночи с Филипом становились все мучительнее. Новые ощущения были настолько ошеломляющими, что до сих пор она чувствовала странное смущение и смутно осознавала происшедшее с ней. Хуже всего было то, что она не могла оценить свое поведение, возможно, ее неловкость и неуклюжесть оттолкнули Филипа.
От постоянного ожидания и тревожных мыслей Барбара осунулась и побледнела. Мэри однажды сказала ей строго:
— Положение первой лондонской красавицы не пошло тебе на пользу. В городе ты не цветешь, а вянешь. Наверное, нам следует оставить Лондон и вернуться в деревню, там тебе станет лучше.
Барбара побледнела еще сильнее и взволнованно сжала руку матери.
— Я умру, если ты увезешь меня из Лондона!
В тот вечер она изо всех сил старалась выглядеть оживленной и дала себе слово не смотреть на дверь в ожидании Филипа. Анна тоже была среди гостей, она сидела в кресле у камина, окруженная своими поклонниками. Молодые люди, пытаясь завоевать ее расположение, состязались в острословии.
Барбара уже научилась проявлять горячую заинтересованность ко всему, о чем говорили ей кавалеры. Ее большие синие глаза неотрывно смотрели на говорящего, а слушать было совершенно не обязательно, мысли могли витать где угодно. Алекс Лангли, высокий, стройный юноша с буйной каштановой шевелюрой, прочел стихотворение, восхвалявшее ее грацию и изящество. Барбара благосклонно выслушала его и сказала:
— Вы льстите мне, милорд, но признаюсь, это приятно.
Остальные поклонники Барбары оценили стихотворение по-разному: одни, дабы скрыть ревность, похвалили поэта, другие ограничились критикой той или иной строки. Барбара протянула за стихотворением руку, но Алекс, скомкав листок, бросил его в камин и небрежно произнес:
— Зачем вам этот листок бумаги? Это всего лишь неуклюжая проба пера.
У Барбары появилось ощущение опасности, словно ее пытались заманить в ловушку. Ей нравились комплименты и лесть ее обожателей, но поклонники требовали слишком многого: каждый ждал от нее маленьких знаков внимания, подтверждающих, что она отдает предпочтение именно ему. Барбаре приходилось играть как по нотам: улыбка одному, кокетливый взмах ресниц другому. Флирт решительно утомляет, подумала она.