– Я знаю, о чем вы думаете, госпожа герцогиня, – возобновила разговор Маргарита. – Имя Тюпинье не должно быть вам по нраву, и я, пожалуй, вернусь к привычкам хорошо воспитанной дамы, которые моя вторая, нет, пожалуй, третья натура. Вас развеселило напоминание о комиссаре полиции. Вы вспомнили, что ближайший полицейский участок находится через три двери от вас… Неправда, он на другом краю света. Между ним и вами банда Кадэ.
Анжела по-прежнему молчала, тогда Маргарита заговорила вновь:
– Я хочу обратить ваше внимание на благоразумие наших бандитов, они наводнили дом, а вы не услышали ни единого звука.
– Наводнили дом?! – повторила герцогиня, сама не понимая своих слов.
– Ту часть вашего дома, что выходит на улицу, – доброжелательно уточнила Маргарита, – произошло это вскоре после ухода доктора Ленуара. Вы сами позаботились, чтобы удалить ваших слуг. Конечно, оставались еще служанки, но мадемуазель Роза Лекьель сказала им от вашего имени, что они отпущены до десяти вечера.
– Роза?! – воскликнула Анжела. – Передала от моего имени?
– Увы, моя дорогая! Она преданна вам как кормилица из классической комедии, но ей сорок пять лет, когда все подспудно живущие страсти выходят наружу, а у нас есть Дон-Жуан по имени Симилор, который собирает обильную жатву этих увядших сердец. Мы вошли совершенно спокойно. Наш генеральный штаб расположился у вас в гостиной, и вы сами теперь понимаете, почему я отговорила вашего дорогого сына идти туда. Для него это было бы небезопасно. Связь между вами и городом отрезана, хотя ваши входные ворота стоят нараспашку. Должна предупредить, что милая красавица Клотильда, невеста вашего сына, не входит в нашу банду. Она ушла сегодня утром из дому украдкой, но открытые ворота срабатывают для нее, будто силок для жаворонка. Она нужна нам, и мы ее получим. Зато со стороны сада вы свободны как ветер.
Маргарита поднялась, подошла и открыла окно.
– Вот только сад у вас похож на тюрьму. За деревьями я вижу одно-единственное окошко… да, и в нем кто-то есть, – сообщила она.
Герцогиня торопливо вскочила, готовая позвать на помощь.
Маргарита смотрела на нее смеясь.
– Сперва вглядитесь хорошенько!
– Жафрэ, – пробормотала Анжела, отступая.
– Добрейший Жафрэ, – нежно проговорила Маргарита, – он принес своих снегирей.
Жафрэ и в самом деле кормил своих любимцев, и даже был слышен его голос:
— Ри-ки-ки, ри-ки-ки!
– Привет, крестница! – раздался другой голос прямо из сада под окном. – Веди дела проворно, моя голубка, железная дорога не станет ждать, вдобавок тут собачий холод!
Анжела узнала Кадэ-Любимчика, который покуривал трубку.
Без сил она рухнула в кресло, прошептав:
– Сударыня, что вы от меня хотите?
XXVI
ВЫБОР
Окно закрылось, и стало ясно, что близятся сумерки; во всяком случае, в будуаре, где сидели Маргарита и Анжела, было уже почти темно. С ковра исчезли золотые полосы солнечных лучей, но было по-прежнему тихо – и внутри, и снаружи дома.
– Что мы хотим от вас? – повторила Маргарита, усаживаясь в кресло. – Не так-то просто это объяснить, милая кузина! Уж очень деликатное это дело… Мои друзья попросили меня поговорить с вами, поскольку женщины, беседуя между собой, не боятся никакой правды, как бы горька она ни была, но вот даже я в нерешительности…
Маргарита и впрямь замолчала; казалось, она собирается с мыслями.
Герцогиня ждала – и сердце ее замирало от ужаса.
– Сударыня, – заговорила наконец Маргарита, невольно делаясь необыкновенно серьезной, – вы обманули нас. Нет? Ну, во всяком случае, нам показалось, что вы пытаетесь нас обмануть. У вас – два сына. Мы не знаем, кто из них – ваш любимец. Или вы выставили вперед незаконнорожденного, чтобы он принял на себя удар, который мог обрушиться на родовитого… Так считают ваши собственные слуги… Или, наоборот, воспользовавшись тем, что о прошлом молодых людей никто ничего не знает, вы решили передать вашему внебрачному сыну права юного герцога.
– Клянусь вам, сударыня… – начала было Анжела. Но Маргарита тут же перебила ее и сказала даже с некоторой торжественностью:
– Мне жаль вас, не говорите ничего! Вы можете горько пожалеть о своих словах. Я вас предупредила. А теперь слушайте: мы требуем, чтобы вы сделали выбор между вашими сыновьями. Решайте, кому из них жить, а кому – умереть!
Из груди герцогини вырвался стон.
– Мы не только воры, – спокойно продолжала Маргарита, – мы еще и убийцы. Род де Кларов, имя которых мы обе носим, дорого заплатит за свое богатство. Человек, который по праву назвал вас своей крестницей, пришел сюда, чтобы уничтожить одного из ваших сыновей.
Анжела с расширенными от ужаса глазами, судорожно вцепившись в подлокотники кресла, слушала слова Маргариты, как слушают страшные сказки.
Герцогиня не верила этой женщине.
И все-таки нужно было поверить. В доме не случайно появились Жафрэ и маркиз де Тюпинье, и не случайно нервничала Маргарита, щека которой подергивалась от тика.
Графиня переоценила твердость собственной души, а если уж не выдержала Маргарита, сама Маргарита!..
Жуткая, циничная прямота, с которой она решила вести этот разговор, ужасала ее саму.
Ей казалось, что сердце ее терзают раскаленные клещи, и если бы не огромная сумма, которую сулила ей победа в этой игре, графиня бы отступила.
Но вожделенной добычей являлось вовсе не состояние де Кларов.
Дорога, ведущая к богатствам этой семьи, была слишком длинной и извилистой, и благоразумная Маргарита понимала, что может и не получить этих миллионов, споткнувшись на любом повороте трудного пути.
Истинной ставкой в игре, которую вела банда преступников, была шкатулка полковника с пачкой ценных бумаг, каждая из которых кричала: «Меня можно превратить в груду золота!»
Маргарита знала, где находится эта шкатулка с шестьюдесятью, а то и с восемьюдесятью миллионами.
Графине было известно, что на первом этаже дома по улице Бонди, где живет и доктор Ленуар, некий человек – какая разница, молодой или старый – в одиночестве сторожит это сокровище.
Правда, человек этот стоил сотни охранников и был квинтэссенцией зла; правда и то, что все, кто нападал на него, погибали. Но точный удар, нанесенный ножом прямо в сердце, убивает колдунов точно так же, как самых обычных людей! А в качестве приза за меткость Маргариту и ее сообщников ожидала гора золота.
Здесь, в особняке де Сузей, лишь разыгрывалась комедия, которая должна была усыпить бдительность этого человека. Он сам придумал этот издевательский и неисполнимый план и теперь наверняка – таков уж был его характер – пристально наблюдал за воплощением своей идеи в жизнь. Наблюдал непременно, затаившись поблизости или вдалеке, в каком-нибудь уютном местечке. И, разумеется, смеялся над этим чудовищным спектаклем, как любитель театральных представлений, удобно расположившийся в ложе.
Потому и нужно было сыграть пьесу всерьез и очень быстро, не смягчая всей ее абсурдной жестокости; поэтому нужно было, чтобы шайка Кадэ с окровавленными руками помчалась к границе! Бандиты надеялись вернуться на цыпочках… и вновь пролить кровь!
А знаете, чем занимался призрак, пока его «дорогие детки» разыгрывали заказанный спектакль в декорациях особняка де Сузей?
Человек лет сорока, в меру упитанный, каким и должен быть филантроп, свернул на улицу Вьей-дю-Тампль, приблизился к дому, где жил Пистолет, и войдя в это здание, начал подниматься по крутой лестнице. Именно в этом доме, как мы помним, нашел себе пристанище Клеман Ле-Маншо, чудом избежавший смерти от руки Кадэ-Любимчика.
Сейчас Ле-Маншо дремал на своем тюфяке.
Днем Клемана обычно навещал доктор Абель, и результаты его лечения уже давали себя знать.
Филантроп вошел и, не будя раненого, добрых пять минут стоял и с любопытством разглядывал, как отделал Клемана Кадэ-Любимчик.
Потом гость тихонько тронул спящего за руку.