Выбрать главу

Сэр Фрэнсис снова выдвинул ящик и достал один из давних рисунков Розамунды. Набросок привлекал внимание, хотя до этой минуты представлял лишь абстрактный интерес. Зато сейчас стало ясно, каким образом его следует применить.

В один из солнечных и теплых сентябрьских дней, когда Розамунда рисовала в саду, из Лондона прискакал посыльный. А немного позже, возвращаясь домой к обеду, она услышала, как Томас приказывает оседлать коней для себя и мастера Марло.

- Что случилось, Томас? Куда вы собираетесь?

Брат оглянулся:

- А, вот и ты. Едем в Лондон. Заговорщиков осудили и огласили приговор. Казнь станет поводом для всенародного ликования. Сэр Фрэнсис пишет, что если хочешь приехать, то тебя с радостью встретят на Сизинг-лейн. Что ни говори, а ты тоже внесла свою лепту в общее дело.

От поездки в Лондон отказываться не стоило. Жизнь в Скэдбери отличалась приятным умиротворением, однако уже через несколько дней в привычном однообразии начал ощущаться легкий оттенок скуки, так что развлечение подоспело как раз вовремя.

- Выезжаем прямо сейчас?

- Нет, прежде пообедаем. Но собраться лучше побыстрее: приготовь всего лишь несколько вещей, необходимых для короткого путешествия.

Розамунда поспешила в спальню и вытащила из-под кровати маленький кожаный сундучок. Положила все, что могло понадобиться, и спустилась в столовую. Во время обеда мастер Марло выглядел непривычно угрюмым. Пил, как всегда, много, но почти ничего не ел. Сидел молча, даже не реагируя на обычные веселые подначивания Томаса. Наконец хозяин не выдержал и спросил прямо:

- В чем дело, Кит? Надулся, как школьник, которого высекли.

Кристофер в очередной раз наполнил бокал.

- Не нравится мне это торжество. Мышеловка захлопнулась, все ликуйте! По нашей воле люди болтаются на виселице, а мы веселимся. Тошнит!

Он залпом выпил вино и с такой силой оттолкнул бокал, что тот пролетел по столу и упал на пол.

Сердито отодвинув стул, Марло выскочил из столовой, громко хлопнув дверью.

Томас пожал плечами и невозмутимо потянулся к бутылке.

- Когда Кит в запое, лучше держаться от него подальше, - философски заметил он.

Розамунда отодвинула тарелку; она тоже потеряла аппетит.

- Во сколько выезжаем?

- В пять, чтобы попасть в Лондон засветло.

Брат с удовольствием выпил и острием кинжала вытащил печеное яблоко изо рта молочного поросенка.

Розамунда извинилась и вышла из-за стола, предоставив брату наслаждаться едой. Ехать в Лондон и участвовать в празднике не хотелось. Гордости за свою работу она не испытывала.

Войдя в кабинет, она увидела, что Марло уже сидит за столом и сочиняет.

- Если считаете торжества неправедными, то почему не отказались ехать? - спросила она.

- Потому что Томас едет, - ответил он, не поднимая головы. - Разве не очевидно?

- Но ведь вы далеко не всегда сопровождаете брата.

- Порой дорога уводит в другую сторону. А сегодня не уводит. Кроме того, считаю себя обязанным увидеть плоды своей бурной деятельности. - Он посмотрел серьезно, без тени улыбки. - А вы разве нет?

- Обязательства не чувствую и на казнь не пойду.

В Лондон ехали молча. Даже Томас не произнес ни слова, поняв, что спутники не расположены к легкой беседе. У дома на Сизинг-лейн остановились уже на закате.

- Казнь состоится завтра утром. - Томас помог сестре спешиться. - Ты приедешь вместе с сэром Фрэнсисом и леди Уолсингем. Зрелище будет впечатляющим.

Розамунда промолчала. Посмотрела на Кита, однако тот не пожелал повернуться. Оставалось лишь удивляться, что человек, которого все считали еретиком в религии, искусстве и жизни, неожиданно занял столь твердую моральную позицию. Пьеса «Тамерлан Великий» изобиловала кровавыми сценами и жестокими Проявлениями тирании, но в то же время представляла убедительные суждения в оправдание происходящего. В полных страсти стихах звучали не религиозные постулаты и не общепринятые догмы, а первичные, основополагающие понятия добра и зла. И вот сейчас этот человек, способный с убедительной достоверностью изображать душераздирающие сцены, отказывался присутствовать на казни преступников, готовивших убийство его королевы. Странным казалось и то обстоятельство, что поэт так остро чувствовал собственную вину, в то время как и Томас, и сэр Фрэнсис, и, должно быть, все остальные участники тайных махинаций, включая Уила Крейтона, радовались успеху.

Розамунда молча повернулась и пошла в дом. Урсула встретила ее по-родственному. Сэр Фрэнсис пришел позже и проявил необычное радушие. Поздно вечером, уютно устроившись в комнате, которая теперь уже прочно числилась за ней, Розамунда почувствовала, что вернулась домой, а звуки ночного Лондона показались такими же родными, как шум деревьев в Скэдбери.