Итак, предстояло совершить новое предательство, страшнее предыдущего. В этот раз речь шла о жизни Марии Стюарт.
Розамунда сидела, опустив голову, и молча смотрела на сложенные руки. Об отказе нечего было и думать.
- Что же сказать леди Марии, сэр? - наконец спросила она. - Вот уже несколько недель, как я уехала из Чартли.
- Предлагаю вновь пустить в ход религиозные убеждения. Можешь рассказать, что в Лондоне пришлось серьезно пострадать от насилия, что тебя заставляли отказаться от католичества и перейти в англиканскую веру, но ты сохранила твердость и вновь попала в заключение. Думаю, версия покажется убедительной и достойной доверия.
Трудно было не согласиться: королева Шотландии отличалась трагической доверчивостью.
- А как отсылать доклады?- уточнила Розамунда унылым, бесцветным голосом.
- Сэр Эмиас все устроит. В замке Фотерингей сделать это будет легче, чем в Чартли. Пленницу обслуживают подданные самого Полита, и еду готовят в кухне замка. Мария лишилась даже той малой доли независимости, которой пользовалась в Чартли, так что у тебя появится множество разнообразных возможностей передавать письма.
Розамунда промолчала. Оставалось лишь согласиться, так стоило ли что-то говорить?
- Кажется, работа не слишком тебя радует? - Привычным жестом сэр Фрэнсис сложил руки на столе. - Должен напомнить, что речь идет о службе королеве. Да, все, что ты сделаешь, пойдет во благо ее величеству и укрепит безопасность страны. Так что оставь сомнения: раз относишься к числу моих агентов, значит, выполняй порученное задание.
Давно уже господин секретарь не разговаривал с ней столь жестко.
- Когда выезжать, сэр?
- Утром, едва рассветет. Сопровождать будут мои люди, чтобы возвращение больше походило на арест и заключение.
Розамунда встала.
- Пойду собирать вещи, сэр.
- Подожди минуту. Еще пару слов.
Сэр Фрэнсис жестом попросил сесть.
Он пронзительно посмотрел на кузину, словно старался прочитать мысли.
- Насколько далеко зашло твое знакомство с шевалье де Вожира?
Неожиданный вопрос, посланный, словно стрела из туго натянутого лука, застал врасплох. Румянец залил щеки, а растерянность мешала найти достойный ответ.
- Понятно. Лицо уже выдало правду. Итак, несет ли шевалье ответственность за утрату твоей невинности?
Розамунда покачала головой:
- Нет, сэр.
Уолсингем нахмурился:
- Не пытайся лгать. Меня все равно не обманешь.
Розамунда снова покачала головой и громче, увереннее повторила:
- Нет, сэр. Здесь он ни при чем.
После долгого молчания сэр Фрэнсис произнес:
- Что ж, пусть будет так. Но знай, что я ни на миг не поверил сказке о бродячем артисте. Не буду принуждать тебя назвать имя истинного виновника, однако лишь до тех пор, пока этого не потребуют интересы дела. Рано или поздно мы вернемся к разговору.
Он перебрал стопку бумаг на столе, достал один листок и подвинул на противоположный конец стола.
Розамунда наклонилась, взяла собственный рисунок, о котором давным-давно забыла, и внимательно посмотрела. Да, Когда-то она изобразила Арно и Агату вместе. Должно быть, сделала набросок между делом, почти машинально, и все же наблюдательность и твердость руки не отказали: сцена выглядела полной жизни. Шевалье и леди Ленстер смеялись и мило беседовали, при этом головы их почти соприкасались, а тела откровенно вожделели. Интимность отношений бросалась в глаза. Но почему же до сих пор она ничего не замечала?
- Всегда считала Агату и Арно просто давними друзьями… а оказывается, они любовники, - невольно прошептала Розамунда.
- Да, я пришел к такому же выводу. - Сэр Фрэнсис протянул руку, чтобы забрать рисунок. - Мне доподлинно известно, что шевалье состоял в серьезной ссоре с твоим братом - вернее, со всем семейством Уолсингемов. Ты никогда не чувствовала в его поведении угрозу?
Розамунда в последний раз взглянула на красноречивое изображение и отдала листок.
- Кажется, нет, сэр, - задумчиво ответила она. - Можно говорить о легком флирте, и все. Ничего необычного не было.
Или все- таки было? -спросила она себя. Всегда ли легкий флирт допускает и тайные поцелуи, и жгучие прикосновения? Можно ли считать их прелюдией?
- Кажется, нет?
Розамунда вдруг вспомнились слова, нечаянно подслушанные в страшный день позора, когда шевалье и леди Ленстер прогуливались под окнами той самой комнаты, в которой несчастная юная фрейлина с трепетом ждала своей участи: «Я лишь делала то, что ты просил. Поощряла ее». А потом еще какие-то важные слова. Но какие? Розамунда мучительно пыталась вспомнить. Да, вот они, эти слова: «Не моя вина, если она использовала уроки с кем-то другим».