- Он всегда такой жизнерадостный? Вчерашнее бургундское совсем на него не подействовало.
- Просто никогда не показывает, что ему плохо. - Томас страдальчески поморщился. - И пока не выведут из себя, радуется жизни, как блоха на обезьяне.
- О, совсем как мастер Марло, - подытожила Розамунда, внимательно наблюдая за реакцией брата.
Томас нахмурился, однако промолчал - прислонился к стене и закрыл глаза, пытаясь силой воли унять боль в висках.
Розамунда взяла грифельную доску и мел и, вспомнив вчерашний разговор, принялась по памяти зарисовывать финальную сцену из «Принца датского». Поверженные тела, выпавшие из рук шпаги, чаши с отравленным вином: каждая из важных подробностей требовала тщательной проработки пером на бумаге.
- Сэр Фрэнсис готов вас принять, мастер Уолсингем, - объявил дворецкий. Мортлок так тихо открыл дверь, что его появления никто не заметил.
Томас встал, расправил камзол, встряхнул кружева на рукавах. Взглянул на сестру и одобрительно кивнул. Вот кому можно было позавидовать: глаза блестят, на щеках розовеет здоровый румянец.
- Пойдем.
Они вошли в сумрачный кабинет. Как и вчера, секретарь сидел за огромным столом. Услышав шаги, он поднял голову и, в свою очередь, пристально посмотрел на кузину.
- Одеваешься со вкусом, - заметил он одобрительно. - Или кто-то помогает выбирать наряды?
- Нет, сэр. Все решаю сама.
- Замечательно. Платье сидит прекрасно и очень идет. А новый рисунок покажешь?
- Я оставила грифельную доску в приемной, сэр.
- Так принеси.
Розамунда поклонилась и послушно направилась к двери. Спрятать набросок она не могла, как не могла и притвориться, что придумала композицию. Сейчас господин секретарь королевской канцелярии узнает, что она была в театре, и Томасу достанется не на шутку. Может, как бы случайно стереть мел?
- Пожалуйста, сэр.
Розамунда с поклоном положила рисунок на стол. Линии слегка утратили четкость, однако все равно остались узнаваемыми.
Секретарь посмотрел и грозно нахмурился. Встал, с дощечкой в руках подошел к окну и снова принялся разглядывать.
- Что это за сцена?
Розамунда виновато взглянула на брата и честно ответила:
- Театр, сэр. Пьеса мастера Кида о принце датском.
Томас застонал. Господин секретарь пронзил кузена гневным взглядом.
- Ты водил девочку с театр?
Возмущению не было предела.
- Брат не хотел, сэр, это я его уговорила, - бросилась на защиту Розамунда. - Никто меня не видел, никто не узнал.
К счастью, о продолжении вечера можно было не докладывать.
- Я разговариваю не с тобой, а с мастером Уолсингемом, - оборвал вельможа. - О чем ты думал, Томас?
- Право, сэр, ее действительно никто не видел. Даю слово.
Если не считать Уила Крейтона и Томаса Уотсона, подумала Розамунда.
Сэр Фрэнсис испепелил виновного взглядом и заключил:
- Твое счастье, если так и есть. - Он вновь посмотрел на рисунок. - Розамунда, нарисуешь эту сцену пером на бумаге. Сегодня же, после того как леди Уолсингем закончит свои наставления. Хочу посмотреть, с какой точностью тебе удастся передать сцену на более долговечном материале.
Розамунда вздохнула с облегчением и почти благодарно поклонилась. Она не представляла, каким образом господин секретарь собирается использовать работу, однако радовалась возможности загладить вину.
Сэр Фрэнсис взял с дальнего конца стола маленький колокольчик и позвонил. Дворецкий явился немедленно, и вельможа приказал:
- Спросите мою супругу, не соблаговолит ли она прийти сюда.
Слуга молча поклонился и исчез, бесшумно закрыв за собой дверь. Сэр Фрэнсис тем временем обратился к кузену:
- Ты ввел в курс дела мастера Марло?
Томас обрадовался возможности сменить тему и с готовностью ответил:
- Да, сэр. Не далее как завтра утром он отбывает с пакетом в Нидерланды.
- Отлично. Отправь вместе с ним своего человека, Фрайзера - пусть последит. Я бы послал Робина Поули, но тот занят.
Розамунда слушала и запоминала каждое слово, хотя и не до конца понимала смысл разговора. Судя по всему, джентльмены считали юную особу настолько глупой, что не стеснялись беседовать открыто; скорее всего думали, что она или не услышит, или не сообразит, о чем речь. Что ж, в обоих случаях высокомерные умники ошибались. А если что-то пока и осталось неясным, то постепенно жизнь даст ответы на все вопросы.
- А вот и наше милое дитя! - послышался теплый приветливый голос, и в комнату вплыла леди Урсула Уолсингем.
Впрочем, скорее, не вплыла, а протиснулась: широкая и жесткая юбка шелкового фиолетового платья с трудом вписалась в дверной проем.