Спустя несколько минут, так и не подняв глаз, сэр Фрэнсис произнес:
- Можешь идти; сегодня ты мне больше не нужна. Пришли сюда Томаса.
Розамунда присела в глубоком почтительном реверансе и удалилась со всем возможным достоинством. Томас стоял в коридоре с потемневшим от гнева лицом. Рядом Кит Марло невозмутимо чистил ногти острием кинжала.
- Окончательно сошла с ума? - ядовито прошипел брат, хватая ее за руку. - Сегодня же выбью всю дурь! Как ты только смеешь подвергать всех нас смертельной опасности?
Розамунда выдернула руку и настойчиво произнесла:
- Тебя снова вызывают. Немедленно.
Томас на мгновение замер, а потом коротко выругался, оттолкнул сестру и скрылся за дверью кабинета.
- Вы всерьез рассердили брата, мистрис Уолсингем, - с усмешкой заметил Кристофер. - Что будем делать дальше?
Розамунда взглянула на закрытую дверь и поморщилась.
- Думаю, не стоит рисковать и дожидаться его возвращения.
Она повернулась к Киту, и в зеленых глазах вспыхнули озорные искры. Терять нечего: все вокруг и так сердиты до невозможности.
- Сэр Фрэнсис сказал, что сегодня я ему больше не нужна. Возьмите меня в театр, Кит.
Марло тихо присвистнул.
- Хотите впутать в эту неразбериху и меня?
- Пожалуйста!
Глава 8
- А теперь, дорогая, позволь посмотреть, как сидит вот это. - Леди Уолсингем показала Розамунде прелестное платье из розового бархата с вышитыми жемчугом нежными цветами. - Подержи шлейф, Хенни, он очень тяжелый.
Горничная с готовностью бросилась на помощь.
- Что скажешь?
Розамунда восторженно сжала руки:
- Восхитительно, мадам!
Когда утром, за завтраком, леди Уолсингем сообщила, что намерена перешить для подопечной два парадных платья, которые сама уже не носила, та постаралась выразить восторг и благодарность, однако в душе с трудом примирилась с мыслью об обносках. Впрочем, во время примерки и подробного обсуждения ленточек, кружев и золотого шитья у нее хватило выдержки, чтобы ни словом, ни взглядом не проявить разочарования. И вот сейчас, спустя три дня, с восторгом глядя на готовое произведение белошвеек, Розамунда даже не вспомнила о недавних переживаниях.
- Можно примерить?
- Да, конечно. Но сюда потребуется испанский кринолин, а носить его непросто: юбка будет очень широкой. Ну-ка сними платье и нижнюю юбочку.
Розамунда послушно освободилась от изрядно потертого одеяния из терракотового бархата и дала себе слово сегодня же добросовестно его почистить и пересыпать глубокие складки лавандой. Сейчас она стояла перед благодетельницей в одной лишь сорочке и шерстяных чулках.
Хенни принялась старательно закреплять на талии каркас для юбки, а леди Уолсингем со знанием дела отдавала распоряжения:
- Кринолин должен сидеть безукоризненно. Если хоть немного перекосится, платье будет плохо слушаться. Вот так.
Она отступила, чтобы оценить работу со стороны.
- Да, все в порядке. Теперь корсет, Хенни.
Горничная начала шнуровать на спине жесткую конструкцию, и Розамунда жалобно взмолилась:
- Ой, пожалуйста, не так туго. Я же задохнусь!
- Ничего, привыкнешь, - неожиданно строго оборвала леди Урсула. - Жаль, что до сих пор никто тебя не научил: это абсолютно необходимо.
Розамунда затаила дыхание, пытаясь смириться с ощущением пытки: костяные пластины безжалостно врезались в кожу. Что ж, раз все терпят, значит, и она научится. Впрочем, неприятные впечатления отступили уже в следующее мгновение, когда дошла очередь до платья. Поверх корсета лиф сидел, как перчатка, а юбка задрапировала кринолин свободными грациозными складками. Квадратный вырез был тонко подчеркнут жемчужным узором, а широкие рукава украшены дамастом цвета слоновой кости. А вот шлейф оказался неподъемно тяжелым и отказывался подчиняться. Розамунда попробовала пройтись по комнате, однако через пару шагов остановилась в отчаянии.
- Но как же в этом ходить, мадам?
- Не забывай, что ты босиком, и оттого юбка чересчур длинна. Подай-ка розовые атласные туфельки, Хенни.
Туфли оказались на небольшом каблучке, и едва горничная, встав на колени, надела их на маленькие стройные ножки Розамунды, та сразу почувствовала себя увереннее. Теперь она стала заметно выше ростом, плечи расправились, а суровый корсет диктовал полную достоинства осанку и единственно возможную походку: ровную, грациозную и элегантную.
Юная леди пошла по комнате, и шлейф послушно потянулся следом. Пластичный бархат уже не путался в ногах и не тянул вниз, а вел себя, подобно дрессированной собачке на поводке.