- Тащи лестницу, парень.
Он посмотрел туманным взглядом и засучил рукава.
Джим тут же принес деревянную лестницу, пристроил ее к стене курятника, и Марло полез наверх. Куры не сдавались, и до зрителей то и дело доносились смачные ругательства. Вот охотник лег грудью на крышу, вытянулся и двумя руками схватил одну из беглянок. Стоя на лестнице, быстрым, резким движением свернул жертве шею и бросил вниз, на землю. Потом ловко проделал ту же операцию со второй курицей.
Закончив операцию, гость спустился и вытер руки о панталоны, а Джим подобрал добычу и помчался на кухню.
- Похоже, вам уже не раз приходилось совершать подобные подвиги, - с благоговейным трепетом заметила Розамунда.
- Много-много раз, - согласился герой с коротким смешком. - Когда в семье девять детей, а отец - сапожник, курица - основная еда.
- Откуда вы родом?
- Из Кентербери. - Марло провел по глазам тыльной стороной ладони, словно пытаясь смахнуть пелену. - Мне срочно необходима большая кружка эля, мистрис Розамунда.
- Сейчас принесу.
Она направилась к дому, и гость пошел следом. В буфетной налила полную кружку темного пенистого пива и протянула страждущему.
Мастер Марло жадно выпил и попросил еще. Она снова наполнила кружку.
- По-моему, это называется «поправить здоровье».
- Точно, - согласился заметно повеселевший гость. - Если кому-то и требуется поправить здоровье, то именно мне.
- Вчера вы с братом слегка перебрали?
- Был грех. Но когда вино льется рекой, я пребываю в раю, и утренний ад кажется совсем не страшным.
- Будете завтракать?
Розамунда сделала шаг в сторону кухни.
- Аппетит полностью отсутствует. - Марло пошел по коридору, который вел в парадные комнаты. - Есть ли в доме тихое местечко, где можно без помех поработать?
- Кабинет. - Она проводила гостя туда, где накануне он сидел вместе с Томасом. - Здесь вас никто не тронет.
- А, вот и моя сумка! - Марло поставил кружку и взял с подоконника кожаный ранец, с которым вчера приехал. Расстегнул и извлек стопку бумаги. - А перо и чернила найдутся?
Розамунда показала на дубовый стол возле дальней стены.
- Только вчера собственноручно наполнила чернильницу.
Она присела на подоконник, с любопытством наблюдая, как новый знакомый раскладывает листы и ногой придвигает стул.
- Это пьеса? - осведомилась она. - Можно немножко почитать?
Гость молча протянул исписанную страницу. Розамунда вскочила, схватила драгоценность двумя руками и, остановившись возле стола, погрузилась в чтение. Спустя несколько минут озадаченно подняла глаза.
- Но ведь здесь нет рифмы. Брось короля и вслед за мной иди. Вдвоем мы сможем покорить весь мир.
- Разве бывают пьесы без рифмы? Это же не поэзия!
Марло внезапно стал серьезным.
- Уверен, что то же самое скажут и все остальные. Но я слышу эти строки именно так. Они подчиняются внутреннему ритму, и поэтому рифма не нужна. Для меня это и есть поэзия.
Розамунда взяла еще несколько страниц и вернулась на подоконник. Начала читать шепотом, чтобы ощутить ритм, и скоро почувствовала, что слова действительно складываются в стихи.
- Да, правда. - Она положила листки на колени. - Спустя некоторое время на отсутствие рифмы просто перестаешь обращать внимание. А Томас читал?
- Томас, милый Томас! Уж он-то всегда рад похвалить, - иронично заметил Кит. - Интересно, где сейчас наш добрый хозяин?
- Полагаю, все еще спит. Кажется, вы допоздна засиделись за столом?
- Слышу нотки осуждения, мистрис Розамунда. - Марло обмакнул перо в чернила и что-то исправил в тексте. - Не одобряете дары Бахуса?
- Одобрять или не одобрять - не моего ума дело.
- Возможно.
Он продолжал писать.
- А о чем пьеса?
- О том единственном, о чем мечтают и к чему стремятся люди, о том, за что они готовы отдать жизнь. - Он взглянул с едва заметной улыбкой. - Можете догадаться, что это такое?
Розамунде пришел в голову лишь один ответ, самый очевидный - тот, который в детстве учили считать единственно верным.
- Любовь к Господу.
Едва произнеся слова, она поняла, что ошиблась, и вовсе не удивилась, когда собеседник нетерпеливо покачал головой.
- Звучит очень красиво. Более того, во имя этой любви люди творят по всему миру страшные злодеяния, так что ваше заблуждение можно без труда оправдать. Нет, мистрис Розамунда, моя пьеса не об этом. Она о власти. О любви к власти. О борьбе за власть с именем Бога на устах люди рвутся к власти; восхваляя Его, безжалостно пытают еретиков. Поступки во славу Господа делают их жестокими и ужасными в своем могуществе. Да, могущество - единственное, что они любят по-настоящему.